Эля Джикирба - Мюссера. Сборник рассказов

– Мама, апельсины хочу забрать, вы куда их положили?

– Я не трогала, – говорит она.

Я, естественно, ей не верю.

– Мама, я спешу, мамалыга остынет, я должна бежать в больницу. Где апельсины?

– Клянусь Вахтангом (бабушка Маня всегда клянётся именем среднего сына по причине его дальнего местонахождения из-за службы), не трогала я твои апельсины.

– А куда они могли деться? – недоумеваю я и начинаю лихорадочно вспоминать, может, это я сама их спрятала, но внезапно забыла куда? И понимаю, что нет, не прятала я их, а точно положила в холодильник и ещё предупредила маму, что они предназначены больному.

Терпеливо начинаю допрос заново.

– Мама, ну может, вы отдали кому-то и не хотите говорить? Я слова не скажу, только не скрывайте от меня.

– Я же Вахтангом поклялась! – возмущается она. – Разве буду тебя обманывать? Ты для больницы принесла, как я могла их тронуть, ты что говоришь?!

– А куда они подевались?! – окончательно теряюсь я.

Пока внизу идёт напряжённый диалог между невесткой и свекровью, городская девочка лежит на своей кровати с книжкой в руках и пребывает в мучительных размышлениях.

Они там внизу разговаривают. И наверняка бабуля оправдывается, а тётя Жуна думает, что она спрятала апельсины. И сейчас тётя Жуна поднимется наверх и спросит, где апельсины.

Что делать?

Городская девочка знает, что никакого наказания за съеденные ею апельсины со стороны тёти Жуны не будет. В больших абхазских и мингрельских семьях не принято наказывать ни близких, ни дальних родственников, и не только за апельсины, но и за гораздо более серьёзные проступки. К тому же тётя Жуна никогда не делает городской девочке никаких замечаний, хотя поводов было хоть отбавляй. А значит, не сделает и сейчас.

И вот это-то отсутствие возможного и справедливого наказания угнетало городскую девочку гораздо больше, чем его логическое присутствие, и, чтобы оттянуть момент признания, она решила спрятаться.

В большом каменном доме, выстроенном дедушкой Лео для такой же большой семьи и многочисленных гостей, два этажа и много комнат. Внизу размещаются кухня и примыкающая к ней столовая с большим камином-бухаром, как называют его местные. Ещё одна комната и просторное складское помещение с низким потолком, предназначенное для хранения тканей из дедушкиного магазина, находятся слева и справа от столовой. В середине дома, сразу за центральным входом, как бы разрезая дом на две части, ведёт на второй этаж довольно высокая по моде тех лет внутренняя лестница. Поднявшись по ней, можно попасть в длинный коридор, на который нанизана анфилада спален с внутренней стороны, и большой, разделённый на две несимметричные части зал с множеством окон с фасадной и боковой сторон. В самой дальней из спален, сразу за залом – ещё один камин. Он не такой большой, как бухар нижнего этажа, скорее совсем небольшой, и используется по назначению для удовольствия и лишь в самые холодные зимние дни, поскольку в доме есть паровое отопление.

Подумав как следует, городская девочка сделала вывод, что если она спрячется в камине второго этажа, то её не найдут. Прокравшись по коридору в дальнюю комнату, она открыла тяжёлую каминную дверку-заслонку, залезла внутрь и, присев на корточки спиной к дверке, вслепую закрыла её за собой.

В камине было тихо и темно, громоздятся старые журналы и газеты и ощутимо пахнет сажей. Городская девочка подняла голову и сквозь узкую кирпичную шахту трубы увидела далёкий кусочек показавшегося ей ослепительным голубого неба.

«Красиво», – подумала она.

Пока перепугавшаяся неизбежного объяснения городская девочка разглядывала в жерле трубы небесный лоскут, тётя Жуна пыталась разгадать причину исчезновения пяти килограммов апельсинов.

– Раздала соседским детям! – задумчиво глядя на бабушку Маню, произнесла она и негромко позвала.

– Эля-я-я.

Ответом было молчание.

Тётя Жуна позвала немного громче.

– Эля-я-я!

Вновь ни звука.

– Эля, Эля! – суетливо присоединилась бабушка Маня, но ответом вновь было молчание.

Тётя Жуна быстро поднялась на второй этаж и заглянула в комнату городской девочки, но ничего, кроме раскрытой книжки на смятом покрывале, не обнаружила.

«Убежала к соседям», – подумала она и вернулась вниз, где её поджидала бабушка Маня.

– Эля, Эля, Эля-я-я! – увидев вернувшуюся ни с чем невестку, заверещала она, и тётя Жуна бросилась успокаивать свекровь, но периодически прерывала словесный сеанс успокоения, чтобы вновь зазывать городскую девочку.

Бабушка Маня тут же присоединялась к ней.

В воздухе, как говорят в таких случаях, запахло скандалом, поскольку на громкие голоса неизбежно должны были появиться соседи и городская девочка поняла, что молчать больше нельзя.

– Оу-у, – подала она голос в той манере, в которой жители галактического села Апцхва отвечали друг другу с подворья на подворье все прошедшие столетия до изобретения сотовых телефонов.

В соответствии с законами физики поданный городской девочкой голос бросился искать выход из узкого пространства камина и, ожидаемо обнаружив его в трубе и обрадованный возможностью вырваться наружу, бросился туда, где синел небесный лоскут, отчего у тёти Жуны и бабушки Мани создалось впечатление, что городская девочка ответила им с крыши.

– Эля-я-я!!! – истошно завопила бабушка Маня и стала бегать по периметру каменного дворового пространства с задранной вверх головой. – Эля, спустись! Сейчас же спустись! Нет, не спускайся! Подожди! Лестницу принесу! Не спускайся! Эля! Эля! Жуна! Что ты стоишь! Это ты во всём виновата! Она тебя испугалась! Эля! Не шевелись! Сейчас! Сейчас! Я сейчас!

Тётя Жуна, вышедшая во двор следом за свекровью, и вправду стояла не двигаясь. Но не потому, что получила приказ от бабушки Мани.

Тётя Жуна недоумевала.

– Я стою и думаю, как она туда забралась? Ну, предположим, поставила стулья друг на друга, чтобы до потолка дотянуться. Но люк всё равно не откроет. Он же на замке. Так! Камин!

Она зашла в комнату так же осторожно, как пробиралась до этого по коридору, в опасении спугнуть беглянку и вынудить её сделать ещё какую-нибудь глупость: выброситься, к примеру, из окна или умереть прямо здесь, в небольшой комнате с высокими потолками и кроватью-полторашкой из светлого дерева.

По-прежнему стараясь не шуметь, тётя Жуна встала на пороге и негромко обратилась к закрытому камину.

– Эля, вылезай. Я знаю, что ты здесь. Давай без глупостей, ладно?

Но городская девочка и не думала совершать глупостей, ведь она уже смирилась с предстоящим позором, да и бабушку Маню было жалко. Очень уж она нервничала.

И городская девочка принялась вылезать из камина.