Юрий Шинкаренко - Жужжите всем о васильках! «Картинки» с подростками

Кто-то есть и будет дядькой, а кто-то дядей… У нас десятки зятьев… Но только один Зять из соседнего села… По другому его почти не называют… Приезжает он – и начинает неизбывный допрос: почему мы не хотим родниться с его семьей, не ездим в гости, не пишем писем? Любая встреча с ним заканчивается скандалом! Потому он и Зять… Зять без имени.

Пустенькая вроде игра «Сосчитаем всех с одним именем» – это не только коротание времени. Это простая, но удивительно ёмкая возможность обойти с дозором свой собственный род, поглядеть, кого прибыло, кого убыло, определиться с оценками человеческих поступков – не надвинулась ли пора смягчить какие-то оценки, ужесточить… Это малая часть старых технологий социализации, древних, как мир.

А комментарии? А разного рода отвлечения, со смехом и слезами? Мы играем, и я отчётливо понимаю, что вот так же коротали вечера родители моих родителей, мои прадеды и прапрадеды. И ещё дальше, в глубь веков – было так же. Старшие передавали своё понимание жизни младшим. Это был один из сонма способов консервации норм и правил, чтобы крупицы опыта не разнесены были буранами жизни.

Игра подходит к концу. Перечислила всех известных ей Валек мама. И про некоторых Валек слушать интересней, чем про сказочных Алёнушек. Заканчивает перебор отец. И комната оглашается вдруг победным воплем маленькой Нины:

– А я ещё одну Валю вспомнила! Никто из вас не вспомнил, а я вспомнила! Валентина Мауль!

Валентина Мауль – диктор местного телевидения. Каждый вечер она читает с экрана чёрно-белого «Рекорда» какую-нибудь новую сказку для малышей. И «сказочный» диктор – хорошая точка на маленьком детском воспоминании. Потому что она – из области других технологий социализации. Она там – где нашим взрослением занимается само государство.

2000, октябрь

Книги как птицы: умеют летать. Я понял это в детстве.

Как-то вышел из библиотеки. Под мышкой – кипа книжек: «Хижина дяди Тома», сборник стихов «Урал синекрылый», ещё что-то.

И тут дунул ветер, ураганный, пахнущий мартом ветер. Такой обычно предвещает перемену погоды и даже – наступление весны.

Я попытался увернуться от урагана. Поднял воротник пальто.

Но одна из книг выскользнула из-под моей руки. Упала на снег. Ветер заиграл её страницами. Погнал книгу по снежному насту. И, разогнав как следует, поднял в воздух.

Книга задвигала обложками, поднимаясь всё выше и выше.

Так она и улетела, книга из сельской библиотеки.

Я даже не очень огорчился. Потому что уже знал: книги, особенно – старинные книги, умеют летать. Иначе откуда бы они столько всего знали? Иначе как бы они могли подталкивать своих читателей к полётам, к парению, к желанию быть выше и выше?

Когда-нибудь моя книга, унесённая мартовским ветром, наверняка прилетит и к вам. Погладьте её по кры.. по обложке. Не поленитесь выслушать всё, что она расскажет вам про небо, звёзды и мир под звёздами.

И не держите, если она опять соберётся в путь. Отпустите – пусть летит дальше.

Книги как птицы – не могут без полёта.

Когда-то в детстве я пытался начертить карту Шубино, своего родного села. Склеивал вырванные из тетради двойные листы: заготовка была длинной и узкой, поскольку само Шубино вытянулось вдоль безымянного ручья с вербами.

Потом рисовал свой дом и дом Серёжки. Это был центр карты.

Чтобы уточнить расположение и порядок других домов, я взбирался на крышу (это был любимый наблюдательный пункт и мой, и моих сестрёнок – Марины и Нины).

Рисовал дорогу.

А вдоль неё – колодцы, потом – избы, от архипенковской избы до дома Хумайры Ильясовой, моей одноклассницы. Выводил на бумаге проулки и маленькие улочки, параллельные главной: на одной стояли дома Болговых, Ивженковых, дяди Егора Шинкаренко. На другой – жильё Кадиковых, Блябликовых, Штифоновых…

Синим закрашивал пруды – их у нас было целых три! Да ещё один искусственный – у водокачки.

С особым старанием выводил дороги, уводящие из Шубино в соседние лески, обишевские или ишановские, к реке Губерле, к озёрам – Светлому, Длинному, к Синему роднику.

Эти дороги всегда оживляли во мне чувство тревоги: а ну как уйдешь по одной из них – и уже не найдёшь пути обратно, к тёплым огонькам шубинских окон, светящихся сквозь ночное горькое осеннее покачивание черёмух в палисадниках.

Однажды так и случилось: ушёл – и не вернулся. И Шубино осталось лишь в памяти: даже детских карт-крок не сохранилось.

Позже, уже в зрелые годы, я мечтал найти подробную карту села (есть же они в каких-нибудь военных штабах!). Потом, когда в жизнь ворвался Интернет, истерзал поисковики своими запросами: «карта Шубино». Но в ГУГЛе космический снимок моей родины был смутным и некачественным: родные просторы задёрнули себя пеленой непогоды.

И вот в этом году ГУГЛ, наконец, выставил новые снимки: отличного качества! И я с нежностью сохранил их на своём компьютере.

Правда, карта эта теперь уже далеко не полная: от многих шубинских домов остались лишь фундаменты. В том числе, и от наших – от моего и Серёжиного.

Но зато карта с документальной дотошностью предаёт все извивы нашей безымянной речушки, на которой в конце XIX века высадились воронежские и полтавские переселенцы. Карта отмечает всё богатство чернозёмных жирных полей-вкраплений в скальную основу рельефа, ради которых ехали сюда через всю Россию крестьяне. Передаёт и мудрость селоустроения: оно очень продумано и вписано в природу так органично, будто само здесь выросло, сообразуясь с законами природного мира.

А ещё карта дорога мне тем, что она «с двойным дном». Глядя на неё, я вижу таинственное, непередаваемое. Вижу то, что не обозначено в легенде. Места своих стеснительных свиданий и неумелых драк. Укромные уголки ночных подлунных озарений и долгих раздумий на солнцепеке архипенковского пруда. Места, где счастье не просто являлось ко мне откуда-то из небытия – а шумно и игриво взрывалось во мне самом, как дешёвая, но радостная китайская петарда, навсегда оставляя во внутреннем мире моём сладкие рубцы.

И точно так же обжигало меня чувство отчаяния и непоправимого горя. Когда, например, узнал, что дядя Витя, наш весёлый завсегдатай по рыбалкам, погиб на своей далекой чужбине – на берегу Азовского моря. Или что больше нет бабы Нины… Только ведь показывал ей диафильмы про маленького Мука!

И всё это раскрашивает карту иными цветами: цветами внутреннего, духовного рельефа. Но как положены эти цвета на карту, вижу только я.

Ведь у других моих односельчан – собственная топографическая раскраска.

Удивительные открытия выпадают не только на долю вундеркиндов. Иногда их являют миру ребята, попавшие в беду. Об одном таком открытии мне хочется рассказать.