Борис Алексеев - Ильинский волнорез. О человеческом беспокойстве…

Милиционеры привалили Диогена к парапету здания. Мужик проснулся, мотнул головой и вполне прилично произнёс: «Я в порядке».

– Ну вот видите, граждане начальники, у нас полный порядок, – сказал Стёпа, дописывая паспортные данные. Милиционеры улыбнулись, приняли рукописный документ и направились к машине. Одна за другой хлопнули двери, «воронок» заурчал и тронулся. Когда машина поравнялась со Степаном, один из милиционеров приоткрыл дверь и крикнул:

– Когда поведёшь его домой, не забудь по дороге зайти в хозяйственный.

– Зачем? – удивился Стёпа.

– Как зачем? Ты ж ему бочку обещал купить!..

Машина умчалась за поворот. А Стёпа всё стоял, ворошил волосы и глядел вслед, почёсывая затылок.

Егор издали наблюдал за товарищем. Он вдруг почувствовал к этому могучему разгильдяю внутреннюю сердечную теплоту. Это не было чувством благодарности за спасение на Ордынке. Нет, он живо представил: случись сейчас непредвиденное, например, увези они Степана в ментовку, – он, Егор, отправился бы выручать товарища. И не только по соображениям порядочности, но по зову более тонкого мотива. Да, надо признать, за неполные сутки, прошедшие с момента их случайного знакомства, внутри Егора образовалось что-то значительное к Степану. Он готов был терпеть его, слушать, спорить с ним. Такая любезная терпимость свойственна отнюдь не делам партнёрства, но делам дружбы.

Вот и теперь он стоял, облокотившись на парапет, и любовался бесстрашным бойцовским характером товарища. Наконец Степан обернулся и махнул рукой:

– Егор, иди сюда! Помоги.

Не без труда они приподняли мужика, подхватили под плечи и оттащили к ближайшей скамейке. Громила уже совершенно проснулся и шаркал по асфальту подошвами, существенно помогая в транспортировке. На скамейке Степан перевёл дух и начал разговор.

– Предлагаю для начала познакомиться. Степан, Егор, – он указал на товарища, – а вас, милостивый государь, как величать прикажете?

Мужик повёл головой, прищурился, собираясь с мыслями, и ответил:

– Меня-то? Ну, Порфир.

– Ага, Порфирий, значит?

– Хоть так. Мне что.

– Мы вас, Порфирий, проводим домой, нет возражений?

– Домой? Домой далековато будет. Этак, поди, суток пять на поезде.

Стёпа выразительно посмотрел на Егора. Тот пожал плечами и улыбнулся.

– Предлагаю перейти на «ты», – Степан внимательно посмотрел мужику в глаза. – Порфир, выкладывай толком. Но учти, мы в Москве!

– Ну да. Будь она трижды неладна, эта Москва! Судьбу мне по ниточкам расштопала, антихристово урочище!..

При этих словах Порфир обхватил руками голову и стал сокрушенно покачиваться в такт своим горестным мыслям. Стёпа обнял его могучие плечи и, как мог участливо, спросил:

– Порфирушка, не томи. Отдохнуть тебе надобно. Едем ко мне, там и покалякаем.

– Лучше ко мне, – вставил Егор, – у меня есть свободная комната и ни одной Пульхерии.

– Лады, – Степан направился к мостовой.

Через минуту он поймал такси, и Порфирий, с доверчивостью большого ребёнка, отправился, ведомый под локотки своими новыми товарищами, на квартиру к Егору.

Часть 6. Собеседники

Господь создал нашу планету с потрясающим разнообразием. К примеру, вольные степи донские:

Есть на земле территории и иные, непроходимые:

Не думайте, что автор имеет в виду мещерские болота и прочие непролазные топи. Вовсе нет. Болота – это удивительные живые террариумы, где здравствуют миллиарды насекомых и растёт отменная ягода клюква.

С появлением человека на Земле образовались места гораздо проблематичнее болотных трясин – хутора, городищи, города, мегаполисы!.. Ведь людям свойственно сбиваться в стаи, огораживаться, отстраиваться, расширяться.

Так на месте первых поселений возникли Афины, Константинополь, Иерихон, Дамаск, Фивы…

Город, как губка, впитывает человеческие усилия, становится комфортабельным, густонаселённым. Но вместе с тем он теряет именну́ю сопричастность к своим жителям. Он их не пересчитывает (попробуй пересчитай!), он их группирует.

Население растущего мегаполиса с каждой новой тысячей горожан превращается в безликую массу, которую надо развозить, кормить, развлекать. А как иначе городской голова вырастит нужный процент заздравных голосов для будущих выборов административной власти?

Человеческий город глубже, страшней и безысходней болота. Молодой, сильный, мускулистый homo sapiens обречён десятилетиями жить в городской искусственной среде, в этакой многомиллионной потёмкинской деревне!

Утром он вынужден вставать не по солнцу, а по будильнику, днём отслеживать изменения банковских счетов на компьютере, пить растворимый кофе без кофеина и есть пластиковый хот-дог. Вечером (уж так заведено) он обязан прогуливать накрашенную девушку в каком-нибудь торгово-развлекательном комплексе, акцентируя внимание дамы на иллюминированных древесных декорациях. А на ночь наш герой-горожанин включает кондиционер, чтобы выспаться перед работой на «свежем» воздухе.

Конечно, человек привыкает ко всему. Поколения городских жителей рождаются и умирают во славу городов-колоссов. Более того, человек, привыкший жить утилитарно, «обожествляет» городскую среду. Так на Олимпе цивилизации появляются многочисленные города-боги: Рим, Париж, Вена, Санкт-Петербург…

А теперь представьте, насколько плачевно должна была бы сложиться судьба залётного сибиряка, переступившего магический ободок МКАДа? Впрочем, именно так нелепо, глухо и сложилась столичная кутерьма сибирского парня Порфирия. Куда он только ни нанимался, чтобы не умереть с голоду. Работал и за жильё, и за миску щей. Москва, она разная. Живут в ней не только слащавые пересмешники. Эта мелочь пузатая всё больше на поверхности пенится, лёгкие теледеньжата нагуливает. Однако в Московском омуте водится и крупная донная рыба. Эти твари посерьёзней отважных сыщиков из телесериалов. Только упади наивный червячок с бережка в воду да коснись дна…

Так приключилось и с Порфиром. Молодой сильный паренёк без документов, доверчивый и нетребовательный – находка! Зазывали в бандиты – не сунулся, слава Богу, ума хватило. А коли не бандит, значит, раб, решило донное сообщество. Рабовладельцев-то много, рабов не хватает.