Марина Батицкая - В одиночестве…

Я обошла дом по кругу, решив, что они спрятались где-то за ним, но по-прежнему никого не увидела.

Внезапно меня осенило – внедорожник Кости, на котором мы вчера приехали тоже отсутствовал во дворе. Хотя прилегающую территорию сложно назвать двором, ведь она даже не была огорожена и представляла из себя луг на горном плато, за которым начинался лес.

Здесь на расстоянии десятков километров не было ни одной живой души, а ближайший поселок находился в тридцати километрах отсюда. Видимо по этой причине владельцы не стали строить забор, хотя почему они не учли присутствия дикий зверей не понятно. Впрочем, сейчас меня это беспокоило меньше всего.

Мне пришла мысль, что они, возможно, поехали как раз в поселковый магазин, например, за дополнительной выпивкой. Меня смутило только то, что все вместе. Наташа с Милой вполне могли остаться со мной.

Необходимость ждать их возвращения казалась мне несправедливой, однако выбора у меня не было. Я решила подняться в спальню и не выходить до тех пор, пока они не приедут.

Сидя на кровати в своей комнате, я стала ее рассматривать. Чем еще я могла скоротать время в ожидании? Бревенчатые стены дома, который построили из бруса, были выкрашены в ванильный цвет, от чего он и без того огромный, казался еще воздушней и просторней.

Наша со Стасом двуспальная кровать была деревянной, как и вся мебель в доме, которую я видела, с красивым резным изголовьем и не менее изящными ножками. Платяной шкаф светло-оливкового цвета с потертостями, для создания эффекта старины, тоже стоял на ножках и прекрасно сочетался с кроватью. Если бы не телевизор, висевший на стене, казалось бы, что я нахожусь во французской провинции конца девятнадцатого века.

Весь дом был оформлен в подобной манере. Он очень гармонировал с окружающей природой. «Как бы мне хотелось иметь такой же дом!» – подумала я.

Я много лет просила мужа построить дом, или хотя бы купить дачу, но он всегда отговаривал меня от этой затеи, потому что сам не любил «глушь» – так он называл просто тишину и покой. Стас испытывал прямо жизненную необходимость быть в центре мегаполиса, в гуще события и огромного количества людей.

Не могу сказать, что я была против жить в городе, но мне иногда хотелось приехать из шума и смога в уютный домик среди деревьев, и просто наслаждаться тишиной. Правда, если быть откровенной, такие порывы случались не часто и благодаря нежеланию мужа заниматься этим, мы по-прежнему жили в квартире.

Я взглянула на часы: прошло уже два часа, а их не было видно. Какое-то нехорошее предчувствие закралось в сердце. Откровенно говоря, их розыгрыш мне нравился все меньше и меньше.

Кроме того, я ужасно проголодалась и потому решила спуститься на кухню и немного перекусить. Я сварила себе кофе и сделал бутерброд, после чего снова вышла на террасу.

Когда я присела за сервированный стол в одиночестве, сердце сжалось от тоски. Я смотрела на пустые тарелки и не смогла даже откусить кусочек приготовленного бутерброда. Я чувствовала себя ужасно глупо, сидя за накрытым столом в вечернем платье одна.

Я всматривалась вдаль, туда где начинался хвойный лес, и прислушивалась к каждому шороху, но кроме песни ветра и шелеста луговых трав не доносилось ни звука. Мне чудилось, что могучие огромные ели потешаются над моим одиночеством в такой важный для меня день, с которого моя жизнь начинает новый виток длиною в двенадцать месяцев. На мгновение мне показалось, что впереди меня ждет не просто виток, а крутой вираж…

Спустя какое-то время я продрогла и решила зайти во внутрь, все-таки на дворе был сентябрь, а я провела на открытом воздухе, наверное, не меньше часа, так и недопив свой кофе.

Уходя, я окинула взглядом пустую террасу и вернулась в дом, прикрыв за собой дверь. В гостиной я зацепилась ногой за подол платья и чуть не упала. Тогда я плюнула на все, и пошла в спальню переодеваться.

Со злостью расстегнув молнию, я сбросила праздничный наряд, достала из шкафа привычные джинсы и толстовку, собрала волосы в хвост и вернулась в гостиную.

Устроившись на широком низком подоконнике, я просто стала смотреть в окно и ждать, словно ребенок, оставшийся один дома. Праздничное настроение было испорчено безвозвратно, и я с трудом сдерживала слезы от обиды.

Когда даже солнце стало покидать меня, стремительно убегая за горизонт, чувство обиды за нелепый розыгрыш сменилось огромной тревогой за близких людей. Пожалуй, сейчас мне перестало казаться все шуткой, ведь было уже не смешно, было страшно сидеть в огромном пустом доме, окруженном лесом. Перспектива ночевать здесь одной наводила на меня ужас, но я все еще надеялась, что не придется.

Когда же часы в гостиной пробили девять вечера, стало ясно: скорее всего они уже не приедут. Но что могло с ними произойти? Вдруг, они попали в аварию или слетели с обрыва? «Нет, перестань, с ними все в порядке! Наверное, просто что-то помешало им вернуться, поломка машины, например», – сказала я сама себе, стараясь не впадать в отчаяние.

Как бы там ни было их пятеро, а я одна. От этой мысли мне стало еще тоскливей, но я пыталась держать себя в руках. Ситуацию усугубляло то, что здесь отсутствовала мобильная связь, возможность позвонить была только в поселке. А из всех доступных благ цивилизации имелись вода и электричество, и то от солнечных батарей и ветряков.

В конце концов, когда ожидание стало бессмысленным, мне ничего другого не оставалось, как замкнуть все двери, задернуть шторы и подняться наверх.

Я легла на кровать, не снимая одежды, и включила телевизор, чтобы хоть как-то заглушить пугающую тишину моего одиночества.

От осознания собственной беспомощности мне захотелось плакать. Я укрылась с головой одеялом и разрыдалась.

Помню, будучи ребенком я всегда пряталась под одеялом от выдуманных приведений, кишащих в моей комнате. Но сейчас я боялась не приведений или чудовищ, а людей, ведь именно они творят самые страшные вещи на земле.

Только сейчас я стала размышлять о причинах их отъезда. Ведь свечи на торте были зажжены, значит они уже собирались идти меня поздравлять, об этом же говорил и накрытый стол на террасе. Едва бы они уехали за какой-нибудь ерундой, тем более все вместе в такой момент.

А вдруг их что-то или кто-то сильно напугал? И они бросили меня здесь одну! Нет, это немыслимо! Я не могу ручаться за всех, но муж бы точно меня не оставил. Мысль о том, что они погибли я не подпускала к себе ни на шаг. К тому же нигде не было следов насилия, да и криков я не слышала. Лучше бы я не думала об этом, потому что мне стало жутко от собственных мыслей.

Как хорошо было в детстве, когда достаточно было закрыть лицо ладошками, чтобы чувствовать себя в безопасности. Казалось в этот момент тебя никто не видит и, соответственно, не может обидеть, словно ладошки – это шапка невидимка. Сейчас той самой шапкой невидимкой мне служило одеяло.