Николай Слесарь - Фактическая революция

Достаточно вспомнить яркие исторические примеры, великую инквизицию, например. Или социалистическую революцию какую-нибудь. Любое достаточно масштабное противостояние делит всех на два лагеря, хочешь ты того или нет.

А противостояния нынче много образовалось.

Иной раз кажется, что словно пришло время ничтожных людей, ибо много всякой швали повсплывало наверх. Посмотришь на иного в телевизоре где-нибудь, послушаешь ненароком, и волосы дыбом встают. То ли больной человек, то ли придуривается. Думаешь клоун или пародист, а потом читаешь, что губернатор какой-нибудь или даже министр. И многим бы хотелось, чтобы как в какой-нибудь сказке, все встало бы на свои места и свет победил бы эту серость. Иным из которых так прямая дорога в чистилище.

И призрачная очередь из этих новоявленных хозяев жизни, тех же по сути устриц, но покрупнее, уже выстроилась вон из города и, змеей обвивая его, уходила прямиком под землю.

В сказке и не такое бывает. Когда вот так сразу воздают тебе по делам твоим. В очередь и на выход. Очень натурально и красиво.

И кого только в той очереди нет! Вон министры с губернаторами, и прошлые и нынешние, с немногочисленными, но вполне состоявшимися друзьями и родственниками, полпред вроде или председатель совета, конечно же народные избранники практически в полном составе, служители культа, чиновники покрупнее и помельче, кое какие банкиры и менеджеры первого звена, потом просто бизнесмены с уголовными наклонностями и наоборот, вереница успешных маркетологов, политтехнологов и прочих аферистов, тут же, как будто, директор одного из крупнейших музеев.

Уж как он сюда угодил, совершенно непонятно. Вроде вполне приличный был человек. Тут и один ректор и другой. Тот-то точно доигрался с государственной казной. А может и с чем другим.

Затем еще директора, активисты, нацисты, судьи, экономисты, юристы, пропагандисты. Армейские и полицейские чины. А дальше уже по мелочи и оттуда и отсюда. Остался ли кто в городе при таком раскладе?

А вообще, интересное общество получилось. Во всех смыслах разнообразное и знаковое, но объединенное общей сакральной меркантильной идеей. И иерархия вроде та же. Первого в очереди я правда не разглядел, но со спины очень даже похож.

А может это просто от жары в голову лезла всякая ахинея. А в этих весенних ослепительных солнечных лучах, отраженных от тысячи сверкающих крыш и позолоченных шпилей, чего только не покажется. Так и архангелы померещатся вскоре, и бог знает что еще.

Видно настолько далеко разошлись друг от друга противоположные человеческие категории и качества в этом городе, что в разряженной атмосфере посередине зародилась небывалая черная дыра, антиматерия, энергетический вакуум. Что тоже могло спровоцировать подобное видение.

Ну а что же благородные обыватели? Эта основная масса с виду добропорядочных людей? Она как балласт на терпящем бедствие судне, как плохо закрепленный и никому не нужный уже груз, переваливается от одного его борта к другому, раз от раза лишь только усиливая общий крен. Ибо противопоставить этому балласту стихии нечего. Тот самый паноптикум, зародившийся один раз, неважно где именно и когда, пронзал собой все слои общества, превращая бедные головы этих людей лишь в резонирующие отражатели. И сами по себе они как будто уже ничего не решали и ничего не могли.

Именно так образуется неустойчивость. Когда казалась бы самая надежная система, основанная на будто незыблемых физических законах, патриотизме и национальной валюте, натыкается на невидимый ранее айсберг несоответствия желаний и возможностей, и тут вдруг оказывается, что фундамент то весь прогнил и стоять всей этой махине по сути не на чем.

И потом лишь многочисленные изумленные лица, промелькнув за секунду в этом своем роковом падении, исчезают в пучине чужих страстей. И, в конце концов, может случиться и такое, что не останется уже совсем никого.

Набегавшись за день по жаре, я сидел высунув язык у себя, на своей уже бывшей работе, вернее полулежал на огромном драном диване у нас в тайной комнате, что располагалась в самом конце длинного путанного коридора, куда никто и никогда не доходил.

Это был шикарный кожаный диван, кстати, не такой уж и драный. Он достался нам по случаю, после очередного ремонта, устроенного очередным проректором, который в свою очередь был начальником, начальника нашего управления. Это было еще лет семь назад. Мы тогда просто оказались в нужное время в нужном месте, и диван немедленно перекочевал к нам.

Вокруг царили столь приятные теперь прохлада и полумрак. И именно теперь, когда я уже не принадлежал этому месту, еще вчера такой скудный и скучный интерьер меня приятно забавлял. Будто бы я оказался в каком-то музее.

Дальний угол был изначально завален каким-то там барахлом еще до нас. Мы то и дело присовокупляли к нему свое. В другом углу штабелем стояли разнокалиберные коробки из под оборудования, которые мы все никак не могли выкинуть, справедливо полагая, что там за коробками откроется еще что-нибудь ужасное, что надо будет выносить, чистить, ремонтировать или еще что-нибудь с ним делать. Потому коробки давно уже стали неотъемлемой частью интерьера. Помимо дивана была еще пара огромных кресел оттуда же и несколько вполне себе удобных стульев. Старый шкаф до потолка, забитый какими-то никому не нужными проводами и всякими нужными и не очень устройствами. И еще один шкаф, переделанный нами в буфет, с посудой и всякими полезными емкостями. Ну и многофункциональный длинный стол посреди помещения, скрученный из уродливых железяк и огромной деревянной столешницы.

Теперь на этом столе возвышались давешние емкости, содержащие в себе разливное пиво из ближайшего ресторана, где у нас с давних пор работал знакомый бармен и в этом смысле нам иногда всячески содействовал. Мой неизменный напарник и друг убежал на очередную последнюю заявку, а напротив меня в креслах теперь поблескивали одинаковыми очками двое коллег из дружественного отдела. Те самые таинственные и не видимые для смертных администраторы всея сети.

Я все эти годы работал с ними изо дня в день, но как-то сошлись мы не очень близко, и разговор потому был более информативно-светским, чем незатейливым приятельским.

Даже теперь в непосредственной близи отличить их друг от друга было затруднительно, хоть они не были родственниками и были разного возраста. Эти люди круглыми сутками сидели в полутемном подвале по соседству с единственным источником освещения в виде компьютерных мониторов, что не лучшим образом сказалось на их теперешней внешности. Оба заросшие чуть не до самых бровей косматыми бородами, не мытые и не чесанные, с блуждающими и какими-то мутными глазами. Оба говорили крайне невнятно и все несли какую-то чушь про недоношенное программное обеспечение и не соответствующие запросам мощности очередного приобретенного сервера.