Роман Чикин - Инспектор. Городской роман

Михеева мы уже знали. Листая личное дело, у меня шевелились волосы не только на голове, но и на других частях тела, обладающих волосяным покровом. Михеев был старше меня на три года, но до сих пор состоял на социальном сопровождении как выпускник детского дома, договор социального найма на пользование квартиры не заключал, нигде не работал, квитанции не оплачивал и за десять лет накопил уже долгов больше чем на полмиллиона! Предыдущие особо дельные работники соцсферы благополучно отписывали каждые пять лет, что выпускник Михеев недостаточно социализовался и предлагали департаменту жилищной политики продлить договор безвозмездного пользования. И поэтому ему можно было ни за что не платить, а выселить его не могли.

Мы вышли из квартиры Васи Иванова. Я поблагодарил старлея с сержантом, мы распрощались. «Да вы обращайтесь, если такое дело, – бросил, спускаясь по лестнице, старлей. – Это же и наша работа тоже». Вот в том-то и дело, что это и ваша работа. И моя. И еще кого-то. То есть, устройством во взрослой жизни бывших детдомовцев занимается соцзащита, департамент жилищной политики, образование, службы ЖКХ, полиция, органы опеки – а в итоге они спиваются, садятся на иглу и теряют свои квартиры. И никто – никто – ответственности за это не несет. Ведь человек – сам хозяин своей жизни. Каким бы он ни был: инвалидом, алкоголиком, многодетным отцом, одинокой матерью, круглым сиротой, министром здравоохранения, сержантом ППС, оленеводом на Крайнем Севере – он все равно будет единоличным хозяином своей судьбы. Так ли это? Никто не скажет. Никто.

Обед закончился, а оперативно-профилактический рейд «Подросток» продолжается. Сегодня нам с Надькой надо-таки дойти до квартиры Смирновых – и вновь приобщиться к прекрасному. Я записываюсь в журнал командировок, шмыгаю носом и вновь окунаюсь во влажную московскую зиму. Зима в городе, твою мать…

Смирновы живут недалеко от Меркуловых – это старые сталинские кирпичные пятиэтажки с высокими потолками. В части из них были милицейские общежития, в части – общаги работников окрестных заводов. Снова темный, зассаный кошками подъезд, спертый запах табака и старческих лекарств, снова подоконники с консервными банками-пепельницами, снова заплеванный кафельный пол и надписи на стенах: «Аня шлюха», «здохни тварь», «отсосу бесплатно» и т. д. Снова обшарпанная, грязная дверь в квартиру, снова неработающий звонок – антураж вокруг наших семей всегда один и тот же. Пока стоим у двери, я жалуюсь Надьке на «Светоч».

– «Светоч»? А кто это вообще? – Надька прекрасно знает, о какой организации я говорю, но нарочно меня подзуживает. – Они же ни хрена не делают, верно? Ну и забей! Если у них ничего нет – так и не появится.

Я не успеваю поспорить либо согласиться с Надькой – дверь, наконец, открывается. Нас встречает сама Мария Владиславовна – маленькая, глуповатая женщина, которая никогда в жизни не работала, но успела родить двоих не менее глуповатых дочерей.

– Ой, а вы опять к нам? Ну проходите, – удивляется, а затем недовольно ворчит Мария Владиславовна. – У нас нормально все.

Оот Смирновой явно пахнет спиртным.

– Да где же нормально, Мария Владиславовна? Старшая опять в школу не ходит. Вы что, пьете опять?

– Я не пью…

– О! И Аня здесь!

Мы проходим в комнату. Свет не зажжен, все завалено какими-то кучами явно не стиранного белья, на полке справа от двери топорщится целлофановый пакет с коробочками от старых диафильмов. На столе красуется только початая, блестящая тусклым янтарем бутылка виски, два стакана, двухлитровая бутылка колы.

– Ань, ты че в школу не ходишь, а? Нам опять пишут, – спрашивает Надька у худой и бледной девчонки с огромными, на пол-лица, глуповатыми глазами, а сама открывает свою папку-чемоданчик. – По какому случаю праздник?

Аня только хлопает глазами, а Мария Владиславовна начинает невпопад бубнить:

– Да куда ей щас в школу? Тяжело ей учиться, она сколько вон пропустила в декрете… Да и вообще она у меня не шибко умная, я ее с восьми лет в школу отдала же…

Девчонка с глуповатыми глазами – это старшая дочь Смирновых, Аня. Осенью, аккурат в день моего рождения, ей исполнится восемнадцать. А пока она никак не может закончить девятый класс, зато год назад родила сына. Идиотская школа, содрогаясь, видимо, все это время, прикрывала свою задницу и Смирнову до того момента, пока Надька, выйдя в очередной раз на адрес, не обнаружила дома у Смирновых новорожденного младенца. Это был скандал. Школу трахнула прокуратура,, Надька стремительно начала рыть землю, пытаясь накопать на сто тридцать четвертую, но в итоге выяснилось, что на момент «залета» Ане Смирновой уже исполнилось шестнадцать, а отцу ребенка было только семнадцать. Вскоре после рождения ребенка новоиспеченный отец отправился снашивать камуфляж и кирзовые сапоги куда-то в Волгоградскую область, а молодая мамаша на несколько месяцев уехала в Пушкино к гипотетическим свекру и свекрови. Уже после, возвратившись с ребенком к родителям, Аня продолжила тусоваться в компании малолетних кандидаток на панель, за что вскоре и была доставлена в наш ОВД по двадцать-двадцать. В школу она, естественно, не ходила и ребенком не занималась. Когда к Ане домой завалились очередные двое пацанов, глава семейства, столяр-алкоголик Дмитрий Евгеньевич Смирнов, попытался выдворить любвеобильную молодежь за порог. В итоге пацаны отметелили Дмитрия Евгеньевича и сгинули, а тот, срывая злость на дочери, выгнал ее с годовалым ребенком на площадку, надавав пощечин и порвав мочку уха. Аня, вся в слезах, соплях и крови, позвонила свекрови, и та вновь забрала ее на несколько месяцев в Пушкино.

Как оказалось, Аня вновь вернулась в квартиру родителей.

– Мария Владиславовна, так почему пьем-то? В присутствии несовершеннолетней дочери? – — Надька уже пристроилась на табуретке и принялась заполнять бланк протокола. По всему, намечался пять-тридцать пять. – Паспорт давайте.

Смирнова-старшая снова принялась что-то бурчать и полезла в шкаф. Пока она рылась на полках, Аня принялась рассказывать:

– Эти виски папе подарила Елена Андреевна, она к нам в гости приезжала вчера.

– Елена Андреевна – это кто?

– Это Саши мама, то есть свекровь моя. Как Саша из армии придет, мы поженимся и будем в Пушкино жить.

– А школу заканчивать ты собираешься? Жить на что будете? У Саши твоего что, специальность есть? Ребенком кто будет заниматься?

Аня закусила губу, замолкла и уставилась на янтарную бутылку.

– Нате вам паспорт.

– Мария Владиславовна, почему стакана два стоит? У вас муж дома?

– Не, муж на работе. А я Аньке налила, пусть выпьет с матерью.

– Пусть что? Пусть выпьет? Она школу закончить не может, у нее ребенку год, а вы ей – выпить?