Мария Буркова - Рыцарский роман вернулся. Сумейте его узнать

Затем не торопясь особо шагнул к тому, кого он видел перед собой. Если не считать того, что за пять лет, прошедших с их последней заметной встречи, Эстрелладо вымахал в высоту и ширину так, что вполне достиг габаритов взрослого латника, изменилось мало. Но сумел за эти пять лет бывший тринадцатилетний ребёнок немало – и ревновать тут было к чему, собрать исключительно на своём обаянии целую гвардию в какие-то несчастные восемнадцать, целых четыре роты, что ещё и уцелели в битве почти в полном составе, суметь возглавить армию после гибели командующего, выиграть не только решающую битву, но фактически уже целую войну, построить серию пограничных крепостей… За одно это желающих ненавидеть нынешнего круглого сироту, никогда не знавшего своего отца, было кому и не только при дворе. Возможно, оценив почти ангельскую внешность белокурого красавца с аристократическим прищуром и точёными чертами лица – такого породистого экземпляра было трудно сыскать, а то и невозможно, при лучших дворах Европы, король и принял решение улучшить собственную породу, а интриги инфанты и её поклонников – просто фон для несчастья этого Звёздного Мальчика. Кто ж знал, что он окажется настолько непредсказуем и горяч, что откажется столь резко от пожалованной ему милости – эх, не научили парня быть гибким, некому было учить… Да и сообщение о смерти матери, что таскалась десять лет в поисках ребёночка – который с бессердечным высокомерием избалованного подростка поначалу просто высмеял её, не отвергая, не зная, что за ошибку совершает – ну никак не помощь в столь уже запутанном деле. И то хорошо, что ординарец-горбун оказался столь хитёр, что скрыл полученное известие от своего господина – страна оказалась спасена, иначе бы вести в бой армию было некому. Но дальше уже была неизбежность – в виде короля, что сам решил встретить победителя вместе с его воинами, да в виде цыганки, что прилюдно рассказала, как люди де Солера отказали в помощи больной бабе, которой вдруг стало плохо на улице. Как же бедолагу аккуратно развели придворные крючкотворы на истерику – что ж он сам, бедняга, не справился с этим дежурным коварством, видать, даже у него, неземного, на Земле ресурс конечен. Великий Инквизитор очень жалел, что его не было в столице в эти дни – иначе бы просто не позволил своим присутствием случиться такому беспределу. Пожалуй, о звёздном происхождении Эстрелладо все уже забыли за эти пять лет, да и знали немногие, а подлая цыганка снова куда-то исчезла, даже не подстрекает никого на улицах идти освобождать парня – а могла бы вполне, у неё бы это хорошо получилось. Мальчик был достаточно умён, чтоб лично прекратить все возможные толки о себе и звёздах – и, как свидетельствовал тамошний кюре, сам утопил в реке все хрустальные ожерелья, которые передавали на небо информацию о происходящем. Теперь и кюре этого нет уже, а кто духовник у молодого? Бог весть.

Инквизитор тихо приблизился вплотную к растянутому на цепях телу, быстро припечатал серебряным крестом чуть раскрытые покусанные губы и торопливо взялся читать разрешительную молитву, как будто уже выслушал и принял исповедь. Эстрелладо медленно открыл глаза, и его обычный полыхающий в них огонь проявился лишь на крохотную долю секунды, сменившись ровным, ничего не значащим вовсе выражением. Так смотрят те, кто уже ничего хорошего не ждёт от происходящего и предоставляет окружающим полную власть над собой, будучи не в силах сделать что-либо самостоятельно. Однако, когда гость закончил, молодой человек произнёс хоть и очень тихо, но внятно настолько, что можно было сделать вывод, что он вполне владеет собой:

– Спасибо Вам, отец. Вы слишком добры ко мне.

Отчего-то такого кроткого ответа инквизитор ожидал меньше всего – возможно, привыкнув доверять слухам о слишком крутом нраве и темпераменте нынешнего подопечного, а возможно, просто в результате пробуждения своей настоящей натуры – и его старания освободить от пытки юношу были слишком поспешными. Да и притворяться Эстрелладо вовсе не пришлось – боль была самая, что ни на есть настоящая, а холод подземелья вместе с незажившими ранами, полученными при аресте, угнетали его сильно и всерьёз. Оттого под тёплым плащом гостя он дрожал натуральной дрожью человека, близкого к лихорадке, а фляжке с крепким питьём был рад не меньше, чем лучу солнца, который посещал окно под потолком в три часа пополудни ровно на десять минут.

– Кто твой дознаватель? – вполне официальный вопрос был задан столь участливым тоном, с настоящими отеческими интонациями, что молодой человек почувствовал себя ещё хуже.

– Я его ещё не видел, – почти прошептал он, покачав головой. – Не знаю.

– Как это, тебя пытают без допроса, получается? – даже в полумраке камеры было заметно, как нахмурился Великий Инквизитор – а это ничего хорошего обычно не означало для тех, по чьему адресу он темнел.

– Мне очень досталось по прибытии сюда. Вот и всё, пожалуй, – Эстрелладо говорил без всякого выражения, не шевелясь, и это явно не нравилось гостю.

– Мне сказали, что ты должен оставаться в том виде, что я тебя застал, свыше восьми часов. Ты знаешь, что больше четырёх нельзя?

– Нет, я не изучал эти вещи на свободе.

– Тогда слушай. То, что происходит – противозаконно, и я не намерен это так оставлять. Но пока я буду с этим разбираться, тебя могут здесь прикончить, желающих, чтоб ты не вышел отсюда живым, при дворе хватает. Нужно перевести тебя под опеку церковного суда – там тебя не достанут, и можно будет решить твоё дело спокойно. Будешь сидеть у меня в саду на террасе, пока адвокаты будут заниматься всем, чем положено. Понимаешь меня?

– Вы что такое говорите, отец? – Эстрелладо воззрился на своего благодетеля широко раскрытыми от ужаса глазами. – Ради пары недель в саду я должен лгать, будто я вероотступник? Это же Иудин грех, ему нет прощения! Довольно и того, что я погубил своей чёрствостью собственную мать – она подорвала здоровье окончательно по моей вине, так не за то ли мне сейчас это приключение?

– Молчи, глупый мальчишка, дело серьёзнее, чем ты себе вообразил! – сурово прервал гость. – Как раз тот факт, что тебе поздно сообщили о смерти матери, нам на руку – объявим о том, что у тебя в голове от горя помутилось, а позже скажем, что ты выздоровел в монастыре, и вся недолга. Тебя уморят здесь прежде, чем удастся снять с тебя обвинение в оскорблении Их Величеств – а под нашей опекой дело закроют сразу. У тебя слишком могущественные враги, они не допустят, чтоб ты вышел живым отсюда, а я не могу допустить, чтоб после твоей гибели в стране началась дикая смута и резня.

– Кто мои враги, если меня здесь никто не беспокоит – только Вы и пришли сегодня? – с огромным удивлением проговорил узник, явно не до конца понимая смысл сказанного.

Читать дальше