Виктор Кустов - Провинциалы. Книга 3. Гамлетовский вопрос

В большом кабинете главного идеологического отдела стояло три стола. Самый большой, заведующего, возле окна, так, чтобы обозревать остальные. На нем был идеальный порядок: на углу слева – стопка чистых листов, в центре – письменный прибор с набором ручек и карандашей и последний субботний номер газеты, справа – бордовый том из собрания сочинений Ульянова – Ленина и еще пара книг на современную комсомольскую тематику.

– Странный разговор у нас с Сергеем сейчас состоялся, – не выдержал Жовнер, прикрывая дверь.

– Ультимативный? – догадливо усмехнулся Виктор, вешая пиджак на спинку стула. – Кантаров у нас теперь большой начальник… На ответственном посту… Шутить ему теперь некогда, да и непозволительно. Шишка на ровном месте…

– Мне казалось, вы друзьями были…

– Скорее, приятелями. На каком-то этапе – единомышленниками. Как Ленин с Троцким… Начальственное кресло, Саша, имеет соблазн непогрешимого всезнания… Увы, Сергей против этого соблазна не устоял…

– Я не заметил, чтобы газета особо изменилась… Слабых материалов поубавилось, не спорю, но заметных не прибавилось…

– Программная установка нашего ответственного секретаря, кстати, поддержанная редактором и утвержденная редколлегией, – поднять уровень публикаций до среднего, подтягивая слабых и сглаживая сильных, – словно процитировал Красавин. – Так что учти, выделяться тебе не дадут. Стратегическая задача – добиться устойчивой работы редакции, чтобы в запасе материалов было на два номера…

– Я насчет уровня что-то не понял…

– Скоро поймешь, – иронично улыбнулся Красавин.

– А ты с Кантаровым…

– Не общаемся, – не дал закончить тот. – Разошлись по тактическим соображениям… Но не хочу навязывать свое мнение, сам разберешься… Только учти, редактор на его стороне. Пока вытягивай отдел, а пиши так, как умеешь…

Дверь приоткрылась, и в кабинет заглянула Галина Селиверстова. Нарочито удивилась, выразив свою радость по поводу появления Жовнера полуулыбкой:

– С приездом, Саша… Мы тебя заждались… Да, тебя Заворот разыскивает.

И, не закрыв дверь, зацокала каблуками по коридору.

Жовнер взглянул на саркастически улыбающегося Красавина.

– Разведка, – негромко пояснил тот. – Будь готов к профилактическому разговору с ответственным секретарем по поводу контактов с коллегами во время рабочего дня…

– Да ну вас, – отмахнулся Сашка и пошел к редактору…

Заворотный в приемной давал распоряжение Олечке что-то оперативно напечатать и, не заходя к себе, повел Жовнера к Кантарову.

– Мы уже определились, – предупредил его представление ответственный секретарь.

– Вот и хорошо. Я только хотел уточнить порядок сдачи материалов. Неделю мы даем Александру Ивановичу на вхождение, а потом строго по сетевому графику, без снисхождений.

– Я так и сказал.

– Понятно, – подтвердил Жовнер, умолчав, что о конкретных сроках сдачи первый раз слышит.

Потом пошли в отдел писем, где их встретила Березина, одетая в яркий, цветастый и короткий сарафанчик, соблазнительно оголявший шоколадного цвета плечи и почти не скрывавший аппетитного цвета ноги. Фигура у нее действительно была изумительная, Сашка даже на некоторое время выпал из разговора, опять вспомнил Лариску Шепетову – только та могла бы посоперничать с Мариной. Но исключительно фигурой, на лицо Березина была бесспорно симпатичнее.

Она постаралась изобразить радость от появления долгожданного заведующего, но тут же пожаловалась редактору, что возня с письмами ей не нравится.

– Давайте я вернусь к Селиверстовой, – с настойчиво-просительной интонацией произнесла она. – Галка же часто болеет. А оперативные материалы по теме отдела делать надо… Александр здесь с письмами один справится.

– Подумаем, – благодушно пообещал Заворотный. – Ты расскажи ему все, покажи.

– Ну, он уже большой мальчик, сам разберется, – выстрелила та взглядом неопределенного цвета глаз под черными длинными ресницами.

– Ладно, соблазняй не в рабочее время, – строжась, произнес редактор. – Мужу скажу.

– Муж не стена…

– Марина! – перебил ее Заворотный, повысив голос. – Поможешь, а потом вернешься в свой отдел…

…Неделя у Жовнера ушла на то, чтобы вникнуть в дела и разобраться с почтой, до которой у Березиной, пару недель назад, после увольнения Пасекова, брошенной сюда на прорыв, руки не дошли. На второй день Сашка понял почему. Рабочий день ее начинался после неспешного чаепития в кабинете Селиверстовой, который в редакции был зоной, закрытой от каких-либо репрессий. Затем она долго красовалась перед зеркалом, висящим на стене, без стеснения делясь с Сашкой новостями личного характера: о капризничавшем с утра сыне, задержавшемся в командировке муже, о душной ночи, которую она провела, раскинувшись в одиночестве на двуспальной кровати совершенно голая, и о том, каким взглядом ее провожал сегодня совсем юный, похожий на Есенина, мальчик… Наконец со вздохом садилась за стол и начинала неторопливо перебирать письма, сортируя их по темам. Вдруг начинала вслух читать понравившееся или рассмешившее, а последнее еще бежала показать Селиверстовой или Кантарову.

После обеда, с которого она, как правило, возвращалась на полчаса, а то и час позже (проблемы с городским транспортом), начинала писать обзор, но трудовой азарт быстро угасал, и она бралась за то, что было проще, начинала писать запросы в официальные органы, бросая на Сашку взгляды, наполненные невысказанной тайной и явным желанием отвлечь его от скучного занятия – подготовки актуальных писем к публикации.

Но все-таки к пятнице они завершили разбирать почтовый завал («графоманская засада» по Кантарову), Марина вернулась в отдел Селиверстовой, на прощанье выразив сожаление, что Жовнеру достался такой скучный отдел, а к нему перевели Смолина, который, похоже, растерял свою строптивость и был пугающе послушен и исполнителен. Его Сашка и посадил разбирать письма, рассылать по инстанциям жалобы и отвечать на откровения по поводу неразделенной любви, внешне радуясь и тайно огорчаясь тому, что с понедельника уже не будет видеть Марину, слушать ее искушающие откровения…

Хотя и был занят, безвылазно просиживая все дни и вечера в кабинете, тем не менее он ощутил напряжение в редакции. При Белоглазове двери в кабинеты были, как правило, распахнуты, в коридоре громкоголосо обменивались последними житейскими новостями сотрудники, улыбающаяся Олечка порхала туда-сюда, обнадеживая своим бюстом неженатых и стимулируя творческое воображение семейных. Теперь же в редакции было на удивление тихо, все двери плотно закрыты, Олечка все время сидела на своем месте, в кофточке с высоким вырезом, в котором соблазнительную выпирающую матовость девичьей непорочности уже невозможно было разглядеть.