Андрей Виноградов - Наследник

«Проверяйте воду в ванне на вкус и узнаете больше о будущем своего дитя!»

Надо было идти в рекламщики.

А я куда пошел? Совершенно выветрилось. То есть может статься, что еще никуда и не ходил? И что все еще впереди? Быть такого не может, потому что завтра мне насчитают от роду полновесный тридцатник. Это помню. Тридцать! На пять лет раньше срока. Нет, никакой ошибки: мне завтра по-настоящему тридцать, но очень хочется, чтобы двадцать пять. Почему именно двадцать пять? Не знаю. Так захотелось. Если всякое желание прояснять да обосновывать, то… пошли они куда подальше! Столько возни. Так мне и живется: чаще не просто без всякого моего хотения, а вообще поперек.

По щучьему желанию, по моему хотению… Как-то расходится мое хотение со щучьим желанием. И ничего удивительного. Ей ведь, щуке, если народу верить, что нужно? Чтобы карась не дремал! А мне карасёвая дрёма по фигу. Пусть хоть в коме себе дрейфует.

Вообще-то, если речь о желаниях, то… при желании я много чего могу себе напозволять. Например, не понарошку скостить себе пяток лет. И никто не хватится. Документы тоже будут в полном ажуре. Такой трюк – вообще без вопросов. Всё состоится. Есть нужные связи. С другой стороны, чем уж так неугоден тридцатник? Цифирь как цифирь. Одним словом – условная.

«Я коала, я коала, на-на-на-на-на-на-на…» – запричитала во мне похожая на оживший тотем черно-белая Линда. Музыка Макса Фадеева причудлива и, наверное, поэтому так прилипчива.

Коал в мое сознание подселили новости из Австралии. Там эти «плюшки» вчистую обожрали, на радость насморку, эвкалиптовые леса. За такое бесчинство их в большом количестве безжалостно помножили на ноль. Несмотря на милейший вид. Иногда чужая беззащитность дьявольски раздражает. Буквально вынуждает примерить на себя кафтан говнюка. Приходится с этим зовом бороться. А масса других дел, где следовало бы употребить потраченные усилия, в это время простаивает!

Кстати, не всем удается себя перебороть. Взять хотя бы людей из социалки. Или из ЖКХ. Медицина где-то там же. Ну да бог с ними… Н-да… Как-то зачастил Он к ним со своей опекой. «Сюда, пожалуйста, посмотри, прояви интерес. Туда не надо, там сами неплохо справляются. Им наоборот: чем меньше присмотра, тем лучше. То есть бесу шалить больше места. Значит, правильно, что Он там… Обидно!»

Итак, коалы. Незадолго до геноцида эти зверьки, возможно те самые, что подверглись безжалостному сокращению, нежились в той же Австралии на руках хозяев мира, лидеров сильно развитых стран. Я видел эту идиллию по телевизору, потом картинки в инете. Поумилялся вдоволь. Гуманный вышел итог фотосессии, нечего сказать. Очень по-людски. Сейчас думаю: обгадили под сурдинку коалы великих, вполне могли, а это, признаю, неуместно и очень обидно. За такое не грех наказать. Тем более если принять во внимание, что у личностей мирового масштаба обиды такие же, не чета нашим надутым губам и насупленному ковырянию пальцем в носу. А могло случиться, что и в самом деле вдруг слишком быстро, спонтанно размножились, возбудившись от знакомства с великими. Коала-бум. И коалу… – бум!!!

Я в курсе, что петь Линда должна про ворону. Но так неуместно всё перепутано в этом мире. Нестройный Фадеев выдает стройные хиты. Сеятель веры – первостатейный плут, такой же, как эфирные заклинатели в партикулярном от модных домов. Они тупо вторят ошалевшим от власти и неподсудности говорунам. Умный вроде бы по отдельности избиратель, сбившись в стаю, вдруг начинает тащиться от того, как п о шло его дурят. Все, что, казалось бы, не может быть по фигу, оказывается даже больше чем по фигу… Вот и коала вместо вороны. Такая неравноценная замена. Как вчерашняя страна, правда без Крыма – обалдеть, какая болезненная ущербность! – оказалась поменяна на сегодняшнюю. С другой стороны, коалы, вороны… Живность и живность.

Боже, а я-то что за живность такая? Руки, ноги, шея крутится, значит, что-то на ней есть. Там глаза, уши. Губами могу пошлепать, по зубам мазнуть языком. Жаль, зеркала нет. Ну да, забыли трюмо в ялик пристроить. Где-то наверняка письмо лежит с извинениями… Нормальная я живность, раз склонен к сарказму. К тому же сильный, резвый и, судя по всему, выносливый. Как в жизни. Это допущение примиряет меня с нынешним сном. Мне случалось бывать во снах карликом, карбюратором в старой «Волге», скунсом… Два последних перевоплощения наутро удалось объяснить. Намешал разного, в другой раз поел несвежего… Но дело не в этом. Кто еще вспоминает во сне свои прошлые сны? Вот так то! Говорил же: есть связи.

Ветер упруг, но я упрям. Все же он нехотя, но поддается. Это достойное поражение. Таким, как я, не стыдно продуть, даже если ты ветер. Парень я рослый, накачанный, сверх того – дюжина лет академической гребли в активе. Правда, нынче они как-то слабовато мне помогают. Впрочем, это нормально: воспоминания о былых победах неторопливы, их принято смаковать… Ну и, как водится, лодка не та, штормит не так, не по правилам, весла дурацкие, для криворуких. А мы спортсмены! И вообще точно знаем, как надо. Порассуждайте об этом сакральном знании вслух где-нибудь за границей, и никто не просит, откуда вы родом. Догадаются. Тем более что иностранный вы до поездки не успеете выучить.

Правая уключина того и гляди вылетит из гнезда. Само «гнездо» из последних сил цепляется за оставшийся шуруп. Нет, все же наработанный навык держать равновесие дорогого стоит.

Гребу спиной к берегу, то есть как бы назад. При этом получается, что вперед. И никаких зеркал заднего вида. О трюмо и мечтать не приходится. Я собственно и не мечтал. Что там по носу утлого суденышка за ерунда с волнами, камнями – мне неведомо. Может, и хорошо. Так хорошо, что холодный пот по спине. Мне при этом он кажется нестерпимо горячим. Тогда откуда я взял, что он холодный? Из книг. Когда трусишь, то принято обливаться именно таким. Иначе панику от ангины не отличить.

Воображение безобразно пугливо, и порой кажется, что эта боязливость злонамеренна. Лишенное толики милосердия, оно бьет по нервам безжалостным видением. Рисует яркими красками, как с той, невидимой мне стороны – по носу – набухает неукротимая в своей дикости масса воды. К слову, близняшка той волны, что обездвиживает мой взгляд за кормой. Это «коробочка»? Зрачок, мелочь, дрожит от ужаса и напряжения, ему некуда деться. Он думает, что мне есть куда!

Волна за кормой охотится на меня. Больше ей охотиться не на кого. Если их две, спереди и сзади, то словить меня они метят парой. Как гиббоны. Или как беркуты, если не сезон размножения, когда они отдают предпочтения сольной охоте. Их повадки так схожи с людскими! У нас сезон размножения почитай круглый год, и мы тоже, подобно беркутам, дичь выслеживаем поодиночке. Хотя случается, что и парами. Это касается свингеров.