Андрей Лахтин - Безумство

Несогласный сидел неподвижно и смотрел в одну точку прямо перед ним, на столе. После второго замечания Рауля, он резко подскочил, как будто отошёл от какого-то наркоза и поднял руку так, что казалось, что ещё немного и мог бы вывихнуть её от столь резкого движения.

Толпа оказалась на сто процентов согласна с идеей Бернарда. Слепо подчинялись даже те, у кого с самого начала обсуждения присутствовал легко уловимый скептический взгляд. Рауль обратился к одному из сидящих в комнате и велел составить распоряжении о новом названии лекарства, а затем рассказать об этом всем врачам клиники, чтобы те донесли информацию до своих пациентов.

– До чего у вас всё-таки слаженная работа! – заметил Бернард.

Рауль на мгновение остановился, будто это замечание сбило его с хода мысли и прервало её всяческое развитие. Затем он собрался и ответил Бернарду:

– Когда мы начинаем заниматься чем-то новым, то волей неволей начинаешь переживать за ход эксперимента. Нет никаких проблем, пока всё идёт как часы!

– Но разве непредвиденных обстоятельств не избежать?

– Мы будем стараться, мой дорогой Бернард, чтобы их совсем не было, иначе всё рискует пойти насмарку.

Только Рауль закончил говорить, как в комнату молнией ворвался запыхавшийся от долгой пробежки по лестницам врач. Дверь за ним ударилась о стену так, что немного пробила синие обои до штукатурки, которая, как песок в песочных часах посыпалась на пол. Именно время и интересовало неспокойного врача.

– Ну что? Ну как? – начал тот.

Он резко прервал свою тираду, когда заметил, что в комнате находится Бернард.

– А вы кто такой? Новый врач? Я вас совсем не помню? Ладно, Рауль, расскажите, когда вы уже закончите работу над названием лекарства. Поступило распоряжение из министерства, они не хотят откладывать начало эксперимента ни на минуту.

– Больше никаких минут и не надо. – Смело возразил Рауль. Более того, всё уже готово. Только послушайте: «Франсуатон». А! Как гром!

– Отлично! Главное – чтобы этот гром не заставил всех пациентов попрятаться по углам и хватать воображаемые зонты, чтобы избежать надвигающегося ливня.

Оставив за собой задумчивость после высказанной метафоры, беспокойный врач убежал прочь, забыв закрыть дверь, что и заставило Рауля поволноваться. Он тут же закрыл дверь и смёл штукатурку возле неё ногой в сторону комнаты, чтобы след от неё никого не отвлекал.

– Ладно, за работу. – вскрикнул Рауль командирским голосом. Все врачи тут же встали и двинулись из комнаты прочь под наставление Рауля начинать вести себя, как сумасшедшие, чтобы положить начало эксперименту.

В комнате не осталось никого, кроме Рауля и Бернарда.

– А вам не кажется, что существует доля вероятности… – сказал Бернард, откашливаясь. – Есть вероятность, что пациенты не примут единственное лекарство, как что-то из ряда вон выходящее. Они же привыкли понимать, что лекарств множество, одно из них лучше другого, каждое для своей болезни. Конечно, я говорю исключительно про тех больных, которые вообще могут хоть что-то понимать.

– Вы не учитываете одной важной детали. – начал отвечать Рауль. – Они же все поголовно из нашей страны. Ни одного иностранца, если не считать представителей малочисленных народов. Я вам объясню! В них генетически заложена идея мещанства! Как и во мне и в вас. У нас совсем иные представление об удовольствии, нам монет на ладони поднеси мы и рады. Вот например немец или американец будет радоваться новым кроссовкам или последней версии гаджета? В какой-то мере да, но это не будет его самоцелью, он купит кроссовки, чтобы бегать и держать себя в форме, а гаджет ему нужен за тем, что ему необходимо быстро получать и отправлять нужную информацию. Их цели стоят гораздо дальше материального интереса, это и отличает наше мещанское общество от их буржуазного. Хотя мы и стараемся избавиться от мещанства в себе не одну сотню лет, но это часть нашей самобытности, как любовь к берёзам и лугам.

– А при чём же тут больные?

– Больные тут вот при чём. Им крайне просто объяснить, что такое самоцель в виде таблеток. Но это на первом этапе. Разве они мечтают выйти от сюда? Это же не тюрьма! Они будут хотеть получить их мещанские ценности. При то, чем больше, тем лучше. Ведь признание в форме выхода из больнице будет зависеть как раз от количества Франсуатона, а не от его конечного предназначения. Поэтому богачи в России и набивают свои гаражи дорогими авто, а сейфы драгоценностями. Мещанство возводит в ценность момент, а не всю жизнь целиком. 70 лет СССР идея мещанства пролетарским молотом выдалбливалась из голов советского человека, звучали призывы отказаться от быта в пользу идеологии. И что в итоге? Быт одержал оглушительную победу, а Советский союз разрушился, как карточный домик, потревоженный ветром мещанских устоев.

Рауль кивнул головой, что придало его речи ещё больше убедительности, затем подошёл к двери и приоткрыл её. Перед тем, как выйти он немного выглянул и осмотрел коридор с обеих сторон, затем сказал:

– Всё, с этого момента я такой же сумасшедший, как и мои пациенты, удачного дня.

Рауль вышел из комнаты и быстрым шагом отправился вниз по лестнице. Бернарду ничего не оставалось, как сделать пометку в своём журнале о проделанной работе. Затем он вышел вслед за Раулем и достиг лестницы и встретил Жака, который спешно поднимался наверх.

– Здравствуй. – по-соседски поздоровался Бернард. – Как проходит твой день?

– А почему ты интересуешься?

– Мне кажется, что это моя основная работа – ходить и интересоваться у всех о их делах.

– Всё ясно, решил взять небольшой перерыв, как раз направляюсь в комнату отдыха для персонала больницы.

– Может покажешь мне где эта комната и что она из себя представляет. Я пока знаком с этим заведением лишь отрывками.

– Пошли!

Врачи двинулись вперёд и Бернард заметил, что глаза у Жака беспорядочно бегают из стороны в сторону, как жадная до чаевых официантка питейного заведения. Бернару не составило труда понять, что это происходило из-за того, что Жак вживался в роль какого-то своего пациента, чтобы угодить ему во благо эксперименты. Затем он произнёс:

– Я давно хотел спросить кого-нибудь об эксперименте. Тебе не кажется, что вся эта затея слишком проста. Я не замечал, что проводились какие-то научные и практические исследования по этому поводу, не собирались врачи, пресса не пестрила заголовками о надвигающейся революции в сфере психиатрии. Просто это идея пришла кому-то в голову и тут же все приступили к её реализации? Так выходит?

– Всё так. – ответил Жак.

– Но это нонсенс!

– Бернард! Разве тебе кажется, что за плечами всех великих идей стоят годы упорного труда, собрания учёных, экспертов, лабораторные разработки и тонны взаимоисключающих гипотез, из которой лишь одна верная? Все самые великие открытия на нашей планете были созданы случайно. Совсем не первопроходцы поняли, что Земля имеет форму шара. За сотни лет до него Аристотель, не сдвигаясь с места, понял, что Земля круглая, просто взглянув на Луну. Он просто догадался, что наша планета отбрасывает тень на Луну, а тень круглая, следовательно тень такой формы может происходить только от шара. Это и подтвердили другие исследователи, включая Колумба, путём опыта. Тут и Америку открывать не стоит, нужно просто один раз догадаться. Все самые гениальные открытия описываются одной элементарной идеей, а доказательства – удел учёных и исследователей, типа нас. Идея нашего эксперимента действительно простая на первый взгляд, но она может перевернуть всё представление о мире также, как это сделал в своё время Аристотель!