Андрей Лахтин - Безумство

А имена, какие раньше были имена: Феодосий, Татьяна, Иван, Павел. В какой-то момент показалось, что эти имена звучат сурово, как будто камни падают с высокой скалы на жёсткий грунт. Всем вдруг полюбились французские имена, они как взмах крыльев птицы, как лёгкий весенний ветер. Их не позволительно выкрикивать в толпе, они как будто созданы для того, чтобы быть произнесёнными в песне лёгким сопрано. Попробуй сейчас назови ребёнка Геннадием – сочтут за сумасшедшего! Мода уже не та, да и люди не другие.

– Прогресс двинулся вперёд, совершил невероятный рывок! – ни с того ни с сего сказал Бернард. – Человечество смело покоряет бесконечные космические просторы, ест самую здоровую пищу, каждый может обзавестись техникой так, что не придётся вставать с места годами. Кажется, что человечество уже прошло стадию технологической сингулярности.

– Технологической сингулярности? – Переспросил водитель.

– Совершенно верно! – Ответил Бернард. – Это такой момент в истории, мой

дорогой друг, когда технический прогресс ускорится так, что за ним невозможно будет поспеть. Существовала вероятность, что верх возьмут роботы, а обычные люди, работающие на предприятиях и фабриках, окажутся не у дел. Этого как раз и боялись луддиты, протестовавшие против появления станков во времена английской промышленной революции. Они громили машины голыми руками, опасаясь за своё будущее. Теперь над ними лишь посмеиваются современники. Так вот по всем отраслям человеческих знаний мы открываем всё новые и новые границы, а в области психологии как будто тупик. Ни один учёный ещё не разгадал все загадки человеческого мозга. Мы достигли самых далёких планет, но не сумели понять то, что внутри нас самих. Мышление – вот тайна, которую я постараюсь раскрыть.

Автомобиль приблизился к клинике. Водитель тут же опешил, увидев до боли знакомое здание.

Бернард не мог отвести взгляд от увиденного им впервые дома. Это строение не было похоже на ряд типовых психиатрических клиник, даже на обычное человеческому глазу казённое здание это не смахивало. Небольшой холм венчал дом невиданной красоты, это скорее был старинный особняк, выточенный в лучших английских традициях. В таких обычно жили представители высшей знати со своими семьями, но никак не ютились больные. От потрёпанной временем крыши ещё исходил былой лоск, запылившиеся стёкла высоких окон едва пропускали свет, который тут же преломлялся массивными шторами. Первый этаж здания, как полагается, был испорчен неказистыми решётками на окнах. А по краям от парадного входа, стояли монументальные колоны, которые отлично смотрелись бы в Риме во времена его расцвета, а не здесь. Весь архитектурный ансамбль особняка переливался раскатистым звоном каждого его элемента, а всё вместе составляло непревзойдённую симфонию стилистического изящества!

Здание лечебницы стояло довольно далеко от ворот, но внутрь было невозможно проехать на машине. Интересно, как сюда привозили психов? – Подумал Бернард. – Неужели каждый из них проходил этот томительный путь в сопровождении санитаров от самых ворот?

Бернард посмотрел на водителя, взгляд которого был полон страха, пальцами водила перебирал так, что было понятно – он старается что-то вспомнить.

Точно! – Воскликнул водитель и ударил обеими ладонями по рулю с таким восторгом, будто он вспоминал что-то целый день и никак не мог сложить паззл в своей голове. – Эта та самая больница, о которой я читал в утренней газете, вроде бы это было в начале этой надели. Да! Вы знаете, некоторое журналисты сейчас совсем отбились от рук, пишут что ни попадя. Вот была бы цензура, хоть какие-то этические рамки. Дело в том, что моя жена выписывает газету, которая пестрит статьями о разного рода мистике. Часть статей там буквально высосана из пальца, а часть основана на реальных фактах и находит логическое обоснование даже у такого скептика, как я!

– Не томите. – поспешил перебить собеседника полный нетерпения Бернард.

– Значит так. – продолжил водитель. – Я родился в этом городе и живу тут сколько себя помню. Это особняк конца 19 века, недавно он пережил реконструкцию, а в самом начале принадлежал знатной купеческой семье. Во время революции всю семью, как следовало бы ожидать, репрессировали, а часть родственников успело спастись, ринувшись в белую гвардию, а оттуда за границу. Во время советской власти это строение отдали художникам, где они творили в стиле приятного советскому глазу конструктивизма. Затем произошёл закат империи, а семья, владеющая этим домом достаточно разбогатела на Западе и не пожелала возвращаться в российское родовое гнездо. С их позволения здание передали для медицины. Своего рода пожертвование. Так вот, теперь там психиатрическая больница, с очень странными больными. Статья в газете была как раз об этом.

– Все психические больные странные! Не так ли? – подметил Бернард.

– Не настолько. – Настороженно произнёс водитель. – Есть различные грани человеческой странности, эта самая безумная из тех, о которых мне только приходилось слышать. Все больные этого заведения отличаются тем, что их объединяет принадлежность к богатству, знати и власти. Они бывшие чиновники, партийные деятели, светские львы и львицы, крупные бизнесмены.

– Так вот почему их не оформили в обычные больницы с вызывающими отвращение белыми плитками на стенах, а собрали всех в старинном уютном особняке! – вдруг понял Бернард.

– Так точно! – По-армейский вскрикнул водитель. Странность заключается в том, что все врачи, попадающие в эту клинику, через некоторое время сами сходят с ума. Они убедительно сообщают во всеуслышание о том, что они тоже душевнобольные, что нет на свете здоровых людей, что лечить надо и их самих. Им кажется, что их привела сюда судьба, чтобы у них открыли глаза и они осознали свои психические заболевания, убедились в них.

Бернард задумался. Не получится ли так, что и он сам через некоторое время назовёт себя психически-нездоровым человеком. Вряд ли! Как же может врач мимикрировать своих больных так, что сам подхватит болезнь? Это же не вирус, а заболевание иного порядка. И разве можно верить какой-то статье в жёлтой газете.

Мысли Бернарда сбил стук от капель дождя, которые, кажется, капли были такими большими, что могли пробить металлическую крышу автомобиля. Тучи затянули небо, ну оставив не единого шанса на то, что Бернард доберётся до входа сухим. Даже сквозь закрытые двери машины пробивался тот самый приятный и знакомый запах дождя, который является единственным утешением в мерзкую погоду. Запах как будто отвлекает от разочарования, которое сопровождает дождь у тех, кто его ненавидит. Вот бы что-нибудь похожее на этот запах шло в комплекте со всеми типами разочарований. Скажем проигрыш в казино – и запах карамели или расставание с любимой – запах какао с маршмэллоу. Жизнь бы стала совсем иной, а неудачи перестали бы так травмировать людей.