Сергей Бойченко - Преодоление. Рассказы

А Туман продолжал верно служить нашей семье, и всегда, когда в руках он видел рюкзак и ружье, радостно лаял. Если его не брали на охоту, жалобно и отчаянно скулил, а то и начинал завывать, как настоящий волк.

Батя, не выдерживал воя и отпускал собаку с цепи. Туман, не дожидаясь, когда ему откроют калитку, в один прыжок перелетал через забор и бежал на протоку, откуда охотники переправлялись на Граматуху. Не найдя брата, долго ожидал на берегу, а потом уходил промышлять в знакомые березовские и октябрьские или топтушинские околки. Его не было дома по 2—3 дня, приходил с добычей, приносил либо зайца, либо енота. Однажды принес крупного барсука. Батя освежевал его, а вернувшийся с работы брат стал нахваливать Тумана. Тот повилял хвостом от удовольствия и, отказавшись от предложенной ему сахарной косточки, перемахнул через забор и убежал. Часа через два он вернулся, держа в зубах еще одного барсука – чуть поменьше первого. Брат догадался, что он нашел нору и, видимо, передавил там зверей.

Только он об этом подумал, как Туман снова через забор – и был таков. Вернулся уже к вечеру со здоровым барсуком, бросил его на землю у крыльца и стал жадно лакать воду. Морда была разодрана, в крови, чувствовалось, что с этим барсуком ему пришлось нелегко.

Позднее, когда брат уехал по делам в Ленинград, зимняя охота для Тумана закончилась. Туман изнывал на цепи от безделья, заискивающе смотрели его глаза, вымаливая возможность вырваться в лес, и я сдался.

И до сих пор жалею, что отпустил его. Почувствовав свободу, пес рванул к забору, потом вернулся, подбежал ко мне, уперся лапами в грудь, лизнул меня (так сказать, отблагодарил) и в мгновение перемахнул через забор.

Прошла неделя. Собака не возвращалась. Отец сказал, что, наверное, опять выследил барсуков и пока их не передавит – не придет, будем ждать, никуда он не денется. Но прошла вторая неделя, а его все не было.

Мы загоревали, а батя стал меня поругивать. В воскресенье к обеду появился Туман, на него, стоящего перед калиткой, было страшно смотреть: выступали, как на скелете ребра, а передняя правая лапа – отгрызена! Нога была распухшей до невероятных размеров. Он виновато и с мольбой о помощи глядел на нас. Когда осмотрели раны собаки, то поняли, что он угодил в волчий капкан, и чтобы освободиться, сам себе перегрыз ногу.

Прибывший по вызову ветеринарный врач сказал, что у Тумана гангрена, что его уже не спасешь, и за лечение он не возьмется.

Надо было как-то спасать нашего любимца. Отец, сказав, что на войне и не такое видел, решил взяться за дело сам. Поступил он вполне по-солдатски, по-воински, как поступали, наверное, тогда, когда нужно было хвататься и за соломинку.

Он залил Туману стакан водки, надел на него намордник, запеленал его, оставив только израненную ногу, и потребовал нашего ухода, чтобы мы не видели, как он будет делать операцию.

Через полчаса отец вошел в дом, налил себе на кухне полный стакан водки и залпом выпил. Я заметил, как мой суровый отец вдруг смахнул с лица накатившую слезу. Мы с матерью в один голос воскликнули: «Что, пропала собака?»

Отец махнул рукой в сторону летней кухни, мол, идите, смотрите.

Туман лежал на медвежьей шкуре. Бросилась в глаза забинтованная культя. Его дыхание было ровным, и он слегка похрапывал. Пьяный спит, проснется – посмотрим, выживет или нет.

Утром услышали лай и все разом вышли во двор. Мать открыла двери кухни – на пороге стоял на трех ногах Туман, едва помахивая хвостом. Неделю его кололи антибиотиками и ухаживали, как за ребенком, а примерно через месяц уже и перестали бинтовать, и Туман зализал свою рану. Ветеринар потом долго удивлялся, как же вы, Максим Павлович, так сумели? Отец ухмылялся и говорил, что помогли водка и собачий характер.

Туман продолжал охранять дом, но на цепь его уже не сажали, и он свободно бродил по двору или огороду. А когда кто забывал закрыть калитку, он выходил за пределы двора. Однажды неожиданно пропал, целый день его нигде не было видно, а к вечеру отец пошел к стогу сена, что стоял в огороде, за кормом для нашей кормилицы-коровы Жданки. Корова была встревожена, мычала, чего за ней раньше не наблюдалось. В чем же дело? Отец разворошил стог и увидел мертвого Тумана с огнестрельной раной в груди. Какой – то гаденыш выстрелил в собаку.

Отвезли Тумана к лесу, который всегда манил к себе нашего любимца, и там схоронили.

На обратной стороне любительской фотографии, где был запечатлен Туман, отец написал:

«Собака по кличке Туман. Погиб смертью храбрых».

Наверное, и с вами случалось: как не задастся с утра, так весь день всё из рук валится. И тут не знаешь, кого винить, на кого все беды сваливать. А и не на кого – просто стечение обстоятельств!

Как все мальчишки моего возраста, я вовсю помогал родителям и по огороду, и по дому, и вообще по хозяйству. Никаких поблажек не было: никто не делал поправки на перенесенную болезнь и на возраст. Да я и сам никогда не жаловался на недомогания – чувствовал себя полноценным мужчиной, старался всё делать по-взрослому, во всём походить на отца и на моих старших братьев.

Родители с утра уходили на работу, а я должен был насыпать зерна и поставить воды курам, почистить в стайке у коровы Жданки, положить ей навильник сена, съездить за водой для нашей кормилицы. Всё это должен был успеть сделать до обеда, потому что занятия у нас – у четвертых классов – начинались во вторую смену. А, значит, еще должен был успеть сделать уроки.

Делал я всё по-быстрому, проворно, – часам к десяти соседские парни за окном вовсю высвистывали, мол, Серёга, давай к нам, сюда! И, конечно, хотелось и в «войнушку» поиграть, и на саблях, сделанных из талы, посражаться! Сами понимаете, детвора, если захочет, столько забав и приключений себе придумает! Вот и торопился управиться со своими обязанностями. И у меня всякая работа спорилась, очередность раз и навсегда заведена, одновременно выполнял сразу несколько дел: нес воду Жданке – попутно заливал курам, тащил корове сено – на обратном пути забирал у кур яйцо. И всё это на бегу, как заведенный.

Первые две заботы – уход за коровой и пернатым царством – были довольно легко выполнимы, раз-два – и готово. А вот привезти воду было гораздо труднее. Вначале носил воду в вёдрах на коромысле из колодца, который выкопал и обустроил ещё мой дед Денис. Кстати сказать, колодец до сих пор жив-здоров и радует сельчан вкусной чистой водой. А потом отец сделал коляску, на которую цеплялся бидон, и можно было катить, не прилагая особых усилий. Трудно было поднимать воду из колодца, такой он был глубокий. Тогда я не знал, сколько метров у него глубина. Уже постарше, когда мы зимой с ребятами чистили сруб, сбивая намерзший лед, и спускались до поверхности воды, оказалась, что его глубина четырнадцать метров!