Артемий Храмов - Столичное. До безобразия неприличное…

Вам, жадно глотающим слухи бульварные,
Подтирающим задницы обрывком газет!
Всем вам, человечье отродье бездарное,
Мир превратившим в армейский клозет.

Не вы ли, всем городом, вслух, на убой,
Да под стопочку домашнего самогона,
В подливке измазанной верхней губой
Вдохновенно читаете Цицерона?

Уж точно не вам, стая невротиков,
Читать мои книги и цитировать в залах?
Не мыслящим жизнь без сильных наркотиков,
И не открывающим рот без бокала?

Вам ли, слюнявя, считая купюры,
Готовым расстаться за деньги с ближними,
Рассуждать о ценности литературы
И гордо зваться червями книжными?

Мало держаться за руки с книгами,
Мало выучить наизусть Онегина,
Чтоб словами потом плеваться избитыми
И молиться за здравие Ленина.

И чтобы не зваться эпохой уродов,
Годных только для спирта распития,
Читайте книги не только для моды,
А для общего саморазвития.

понедельник, проснулся довольно рано.
без будильника. на автомате.
инстинктивно оказался в ванной,
в привычном для себя «помятом» формате.

умылся быстро.
в зеркало не смотрел.
быстро поел.

город шумел
в привычной для него одного частоте.
люди торопятся, не обращают внимания.
в такой родной городской тесноте
«к выходу готовьтесь заранее»
метро всасывает очередную дозу
из людей, холодного воздуха и пыли,
не боясь острого токсикоза,
лишних на то не тратит усилий.
все идут на обед по команде.
все в общем для всех плену.
я проснулся рано. на автомате.
на автомате, пожалуй, усну.

мне врачи открыли страшную тайну:
страшнее, чем календарь сумасшедших Майя.
и от вас я тоже скрывать не стану —
у меня синдром нехватки вай-фая.

сильные боли от слабых сигналов,
тахикардия, плохой аппетит.
температура резко упала.
тело ушло на поиск сети.

«абонент не доступен» – собрали консилиум,
единогласны УЗИ и рентген.
леченье доступно для граждан России:
нужны чемодан и открытый шенген.

у всех поголовно такие симптомы.
не поможет даже сидеть взаперти.
я теперь тоже болен. будем знакомы.
Артемий. до скорой встречи в сети.

Боже, ну что там? Опять это утро!?
снова а-ля весеннее настроение?
снова этот поток супермодных курток
и лиц, не вышедших из оцепенения.

снова пешком две остановки,
снова коллеги, вопросы о важном,
потом снова обед из микроволновки
и снова конвейер работы бумажной.

снова звонки, разговоры и встречи,
снова мышкой щелчки ежеминутно,
снова пробка на Ленина, так каждый вечер…
Боже, ну что там? Когда уже утро?

Зашла, не церемонясь, без стука,
Громко шмякнула об стол бумагой:
– С Вами тут смертная скука!
Увольняйте! Буду бродягой!

Подберёт кто-нибудь на дороге,
Дружить с Рифмами нынче в моде.
А то так и умру недотрогой
В этом вашем светском бомонде.

Рождена я быть знойной дамой,
Литься песней, сдружиться с Музой,
Что в итоге? Эта Муза упряма,
И в углу лежит мертвым грузом.

Что-то, батенька, в вашей шараге
Совсем плохи дела с талантами…
Вы лучше не тратьте бумагу,
«Не кормите людей консервантами»

Я уйду. Мой ответ окончательный.
Из себя не стройте распятого.
За знакомство очень признательна.
Я к Ане пошла. К Ахматовой.

Мы встретились днем, на старом Арбате, я помню дорогу, покрытую льдом.
Ты по традиции, вся при параде; я, как обычно, в старом пальто.

Я и не думал, что мы так похожи, что видим, даже когда темно;
Что перемены чувствуем кожей и не торопимся лечь на дно;

Что с каждой секундой становимся ближе, и в шторм превращается полный штиль,
Что поцелуи всё ниже и ниже, и уже никак не погасишь фитиль.

Что под бренчание старой гитары мы добавляем последний штрих.
Я люблю ром, ты – просто сигары и не слушаешь глупые мысли других.

Я и не думал, что мы так похожи, я не заметил, когда ты ушла.
Просто почувствовал – где-то под кожей стало немного меньше тепла.

Я и не думал, и не пытался. Просто запрыгнул в людской поток.
Был на Арбате, там и остался, как обычно, в старом-старом пальто.

Что делать с медведем, застрявшим в берлоге?
Подождать, пока похудеет чуть-чуть?
Ни тело не лезет, ни косолапые ноги,
Ни внутрь не сдвинуть, ни наружу толкнуть.

Мы тоже за зиму жирок нарастили,
«Непролазными» стали, как этот медведь.
На широкие кости всё время грешили,
Пора и правде в глаза посмотреть.

Скоро лето, а кости по-прежнему те же —
И уменьшаться никак не хотят,
В зале бывают всё реже и реже,
И на диване вразвалку сидят.

Кость виновата! Вот вам итоги —
Не позволяет и шага шагнуть.
Как толстый медведь, мы застряли в берлоге —
Ни внутрь не сдвинуть, ни наружу толкнуть.

Я люблю этот город, каждый его тупик,
Каждую улочку, кольца и перекрестки.
Я люблю его. Может, просто уже привык.
И старую часть, и ту, где еще наброски.

Пустые ночные улицы, людный бульвар,
Электрички и вечно спешащих прохожих,
Где много держащихся за руки пар,
Собак и хозяев, внешне обычно похожих.

Люблю бабок, в метро раздающих газеты,
Люблю, даже если в пробке сижу в час-пик,
Просто молча закуриваю сигарету.
…Я люблю этот город, каждый его тупик.

Я бы прожил лет пять в районах Кёльна
Или на высоте в горах Кавказа,
Я бы тату набил, чтоб было больно
На всей груди. И во всю спину сразу.

Я б засыпал под звук часов со Спасской башни