Валерий Иванов-Таганский - Любовь со взломом (пьесы)

Петрович.Ах, ты так заговорил. Тогда я тебе отвечу: я тебе барагозить здесь не дам. Борода тебе здесь будет, бубен. Заехали вы не туда и заработали на головняк. Понял?

Эдуард.Понял, чем мужик бабу донял!

Капитолина.Петрович, все, что он сделал и говорил, я запомнила. (Пристраивается рядом с Петровичем и Любой. Возникает своеобразный судейский помост.) Как говорил мой дед: «Купчик божится, когда кнутом бьют».

Сергей.Ха! Угадала! Мы его так и зовем: Купец. Попался, купчик! Заливаешься соловьем, страну костеришь, думаешь, все идиоты?

Эдуард.Не выступай, Серый. Без меня ты пыли лагерной не стоишь. Кого ты перепугался? Этих? Мы еще посмотрим, чья возьмет!

Сергей.Купец, немая про нас все знает, видела нас на кладбище, и нечего виноград сушить.

Эдуард.Хорошеньким хочешь быть, Серега? Что ты расскажешь? О ком? Ты же сейчас наше дело начнешь закладывать, шкуру будешь спасать!

Сергей (на всю катушку) . Ненавижу! Пообещал кущи небесные, и думаешь, все – обвел меня. Архитектор?! Да ты комиссионкой рулил, а потом сел на пять лет. Да ворюга ты! Своих бывших дружков боишься, поэтому по деревням шаришь. Что, не нравится?

Эдуард.Что ты несешь? Какая комиссионка?

Сергей.Простая – московская! Что, съел?! Подделки, сделанные Яшкой Клебой, музеям и скупкам предлагаешь. У тебя ведь где-то в машине запрятана «кругленькая», небось трясет, когда от тачки отходишь. Все скажу! Дядя, руки ломит. Отвяжи хоть немного, подпругу ослабь, чтобы не затекали плечи. Все скажу!..

Любовь.Петрович, ослабь его немножко, ведь мальчишка. Лицом на соседского паренька смахивает.

Сергей.Дядя Афган, прости, давно я ему хотел в рожу съездить, да руки слабые – не поднимались. (В сторону Григория.) Этот, Шныряла, как бульдог за него тявкал. Слово поперек – в морду. Хорошо, хоть теперь со звоном валяется. Впутали они меня… Простите…

Эдуард.Заткнись! Кто тебя, мразь, путал?! Всади ему, Петрович, дробь в задницу, я тебе сто тысяч заплачу.

Сергей.Ты! Ты, сволочь! Я художестенное училище закончил, картины из дерева вырезал – интарсия называется. (В сторону Эдуарда.) Он их поначалу по дешевке у меня скупал, а потом втридорога сплавлял кому-то. Спекулянт он, на нем пробы негде ставить!

Эдуард.Врет! Выгородить себя хочешь, Моцарт из ПТУ?! Не выйдет.

Сергей.Затянул он меня в круговерть, деньги давал… Потом таксистом устроил… Вози его, отпуск бери, когда потребует. Бросил интарсию, шальные деньги пошли… Шоферишь за похмелье, а он уже к вечеру с заданием лезет: там – скупим, у того – выклянчим, другого – объегорим… Дверь просил перед собой открывать – сука! К вечеру тыщу рублей мне в зубы: «Гуляй, Сережа, бутылку водки и хвост селедки – заслужил!» Запои у меня были…

Эдуард.Я тебя насильно не поил, сам к водке тянулся.

Сергей.Петрович, он нерусский, гадом буду, – из Молдовы! Сам, сволочь, пьет мало, а другим как из брандспойта льет. Девок напоит – нагишом танцевать заставляет. Одна спьяну лебедя изображать стала, руками махала и за окно шагнула. Отвертелся – сама шагнула. Дядя Афган, руку ослобони, нет сил говорить.

Петрович.Все, с тобой все ясно! Суд учтет твои признательные показания. Кстати, где твой паспорт?

Сергей.В машине! В бардачке! Хотите, принесу?

Эдуард. Задушить тебя надо, шпану, шнуром этим. За клевету – задушить!

Капитолина.Петрович, ослабь ему руки – мальчишка синий стал, затек весь. (Петрович чуть высвобождает руки Сергею.)

Сергей.Спасибо, дядя! Спасибо, женщины.

Эдуард.Ну и мухомор ты, Серый! Я его из дурдома вытащил – у тебя же глюки начались. Вспомни, на таракана от страха глаза пялил – «КГБ» кричал.

В этот момент Григорий сильным толчком переворачивается на спину и садится на пол.

Григорий.У-ух! За-са-да! (Мотает головой.) Словно шпалой по башке. (Смеется.) Ничего себе… Это ты, Афган, операцию провернул? Каким ветром тебя надуло?

Петрович.Сквозняком! Не ожидал?

Григорий.Я всего ожидаю. (С ненавистью посмотрел на Сергея.) Всего! Приучен. (Оглядывается.) Где она?

Петрович.Кто?

Григорий.Кто-кто? Конь в пальто! Где она – немая?!

Петрович.Вышла Варвара.

Григорий.Бабоньки, одеколона на башку полейте кто-нибудь, а то осколки заржавят.

Любовь.Нету для вас одеколона. Вот если коньяку только?

Григорий.Давай. А то раньше времени сдохну – радости для вашего народного суда никакой. (Любовь льет на голову Григорию коньяк, тот хватает губами скатившиеся капли.) И сюда тоже… (Открывает рот. Любовь смотрит на Петровича.)

Петрович.Капни, капни, пусть очухается. (Любовь дает глоток конь яку Григорию.) Ну что, Шныряла, так тебя, что ли, крестят? Давай по порядку. (Показывает орден.) У тебя ведь это нашли?

Григорий.Ишь ты, чего захотел! По порядку? Это у прокурора по порядку. А ты, Коряга, хоть и с пушкой – чиха моего не услышишь. Я тебе не этот котенок. (Кивает в сторону Сергея.) ПТУ, запомни: тебя на первой перепутке без телефона пришьют, охнуть не успеешь, червяк. Вдумайся в народную мудрость: «Не рой яму другому…» – продолжение знаешь. Коряга, закрой меня одеялом, я спать хочу. А когда твоя глухомань придет, я ее урою, вот так! (Делает сильное движение телом и выбрасывает ноги высоко вверх.) ПТУ, если я тебя еще раз услышу, считай, что приговор утвержден. А теперь тишина – спать буду. (Поворачивается на бок.)

Петрович.Будем считать, что и он высказался. Кстати, по поводу «не рой яму другому». (Негромко.) Нужна лопата и керосиновая лампа: будем по очереди рыть могилу. (Все трое связанных мгновенно отреагировали.)

Эдуард.Какая керосинка? Вы что, фашистские застенки хотите устроить?

Григорий.Купец, хватит хлебалом щелкать, не бзди – не все потеряно.

Сергей.Дядя, я им братское кладбище вырою, только освободи.

Григорий (с угрозой) . Серый, я говорил тебе, не баклань. Теперь пеняй на себя: голову оторву и дам в руки поиграться.

Петрович.Капа, у тебя есть лопата?

Капитолина.Сейчас принесу. (Быстро уходит и возвращается с лопатой.)

Петрович (пробует на прочность, негромко) . Подойдет. Приговор будем приводить в исполнение за домом. Здесь много крови будет, да и тащить далеко.

Входит Варвара.

Григорий.А-а? Не запылилась, жаба?

Варвара спокойно подходит к наполненному водой ведру и, большим ковшом зачерпнув воду, хлестко окатывает голову Григория. Тот, задохнувшись, долго откашливается.