Светлана Королева - И мне это нравится. Читай и наслаждайся

Она

Я проснулась как всегда от странного сна. Или это был не сон. Парк, укутанный снегом, моя любимая лавочка, укрытая ото всех берёзами. И мужчина, что-то пишущий карандашом, хаотично двигая левой рукой. Вглядываясь в него, осознаю, что это знакомый образ, будто преследующий меня уже достаточно давно. Вспоминаю его глаза: ярко-зеленые, словно сочная майская зелень. И как он смотрел… Наивно, любопытно, по-детски что ли. Странный красивый молодой человек, вплетающий в мои сны реальность.

«Твоё какао, доченька!» – прервала мои раздумья мама. Я кивнула в ответ, слабо улыбнулась, как будто сил на слова не хватило, и посмотрела на эту усталую, добрую женщину, которой приходилось быть моей матерью, так, что она сразу вышла, плотно прикрыв за собой дверь.

Мне 21 год, и с 9-ти лет я вижу странные сны. Они переплетаются с реальностью. Сны настолько живые, яркие, четкие, пульсирующие, что я давно разучилась бодрствовать. Стерлась грань понимания, осознанности. Даже сейчас не знаю, проснулась я или нет. На всякий случай всегда трогаю себя за лицо. Но и это не помогает: потому что во снах чувствительность такая же. Это просто скорее привычка с 12-летним стажем.

Какао в кружке медленно остывало, а я попыталась собрать образ мужчины воедино: черноволосый мужчина на вид лет 30, достаточно высокий, руки немного длиньше, чем нужно, а пальцы… Пальцы, как у профессионального пианиста: длинные, тонкие, хрупкие на вид. И вообще, во всем его силуэте ощущалась какая-то хрустальность, фарфоровая хрупкость. Чем же он так зацепил меня?

Я встала, пригладила длинные светлые волосы ладонью и уставилась в зеркало. Оттуда на меня взглянул чужой человек: я давно не ощущала тождество своей души с телом. Это не моё тело. Своё давно потеряно, стерто, замусолено. Облик – одежда, новый непривычный наряд. Поэтому я выбирала яркий стиль: синие сапоги с бусинками, зеленую куртку, красную шапку, фиолетовый шарф, тем самым прячась и теряясь в пестроте.

Каждый день (или каждый сон) начинался с маминого какао, к которому я даже и не притрагивалась. Коричневатый напиток с белой пенкой от молока потихоньку умирал в кружке вместе с моим желанием его пить. По настоянию родителей я стала принимать таблетки, но от них жутко болела голова, постоянно хотелось спать (и во сне тоже!), поэтому лекарства живо стали складываться в диванную подушку. Однажды мама убиралась и случайно обнаружила медикаментозный запас, при этом сделав вид, что ничего не произошло. Она всегда и во всем оставалась на моей стороне. Молча, тихо плача, улыбаясь через силу, но со мной. И эта скромная поддержка держала на плаву.

Вообще, конечно, жизнь – не такая зараза, и я не такая великомученица. Есть много увлекательных, заворачивающих занятий. К примеру, одно из любимых – ослепляться солнцем. Особенный восторг вызывает зимнее солнце: яркое, четкое, жгучее. В морозный, солнечный денёк я задираю голову вверх, открываю пошире глаза и наслаждаюсь. Слезы бегут ручейками по щекам, от чего я начинаю улыбаться и чувствую во рту соленый вкус. Или ещё вот что. Я люблю петь. Петь про себя. Особенно хорошо получается, когда на улице властвует порывистый ветер. Тогда я могу превратиться либо в гитару, либо в арфу, либо в виолончель, либо в гусли. Точно что-то из струнных. Под дыханием ветра я чувствую, как струны натягиваются во мне и начинают звучать. Чем сильнее ветер, тем выше нота. Когда ветер стихает – струны рвутся-песня заканчивается.

Все шло своим чередом: сны путались с явью, внутренние певческие навыки приобретали виртуозность, а солнце не щадило глаз. Но в один день привычная, нормальная для меня жизнь остановилась. Иногда, чаще по понедельникам, когда было немноголюдно, я гуляла в парке. Понедельник – мой любимый день, поэтому мама всегда напоминала об этом. И вот в один из таких несуетливых, уставших от человеческих шагов, дней, я отправилась на свою любимую лавочку, ожидая посидеть на ней и почувствовать пустоту вокруг и внутри себя. Небо снизошло до меня и осыпало снежным фонтаном. Попробовав на вкус несколько снежинок, осторожно залетевших в мой рот, я почувствовала немного кисловатый вкус. Интересные ощущения.

На моей лавочке сидел молодой мужчина. Мне казалось, что я и раньше его уже видела. Ах, да! В сентябре. Помню, как мама отрывала календарный листок на стене, на котором было написано «3 сентября». В тот день я увидела этого странного мужчину впервые. Увидела во сне или наяву, это абсолютно неважно. Почему-то сразу захотелось подбежать и вырвать блокнот из его чересчур длинных пальцев. Сорвавшись с места, я успела сделать несколько шагов, и парк вместе с моей любимой лавочкой, берёзами, мужчиной с блокнотом, снежинками, поплыл перед глазами.

Он

Сегодня снег. Какой-то сахарный снег. Я вышел во двор поглазеть на свои деревья и сразу же уловил их пение. Тело непроизвольно вытянулось в струну и начало звучать изнутри. Слиться в унисон не получилось, как бы я не пытался. Родители несколько лет назад научили меня не бояться своего голоса, звучать так, как хочет природа. Папа практически каждый день играл на фортепиано, а я подходил и слушал, пытаясь уловить в себе его отзвуки. Потом отец предложил мне открыть рот и потянуть букву «а», что я и сделал незамедлительно. Получилось странно. И восхитительно одновременно. Будто то, что я не могу сказать, выражалось в протяжном «а-а».

Родители оставили меня одного ненадолго, что происходило крайне редко. Я зашёл в большую комнату. Домашняя учительница ещё не пришла, и я осторожно, крадучись, подошёл к фортепиано, практически не дыша, чтобы не спугнуть настрой музыкального инструмента. Чёрное, блестящее пианино отражало яркие зимние солнечные лучи, от чего казалось неземным творением. Крышка была открыта, видимо, папа забыл закрыть. Немного стесняясь, я присел на краешек твёрдого круглого холодного стула, в ответ услышав скрипучий звук. Мои длинные, тонкие пальцы, как будто специально созданные для игры на фортепиано, неуклюже плюхнулись на клавиши. Пианино напряглось, издало крякающие не гармоничные звуки, а я покраснел и немного занервничал. Через открытую форточку влетело несколько снежинок, затем кружась в легком танце, осторожно опустились на мои пальцы, мгновенно тая и оставляя на них переливающиеся капельки. Я встрепенулся, представил себя великим пианистом, и начал впервые в жизни импровизировать. Не стесняясь и не ограничивая себя. Фортепиано возмущённо напряглось, но потом, привыкнув к такому напору, стало издавать приятные интонации, которые плавной, раскачивающейся волной поплыли внутрь меня. Чем дольше я играл, чем больше погружался в звук. Я сам стал звуком. Закрыв глаза, сразу же представился заснеженный парк, моя любимая лавочка и девушка, удивлённо смотрящая своими голубыми глазами. Мне это понравилось. Захотелось растянуть время, отщипывать секунды по маленьким порциям. Пальцы то нежно гладили, то глубоко и немного грубо впивались в клавиши. Девушка начала качаться в такт моей импровизационной музыки. Потом начали качаться и лавочка, и берёзки, а потом и я сам. Когда руки сыграли последний непонятный аккорд, тем самым поставив точку в моем воображении, девушка прокричала: «Я не сплю! Это не сон! Я не сплюююю». Немного испугавшись, я попытался оторваться от фортепиано и открыть глаза, но ничего не выходило. Словно руки пригвоздило к клавишам, а глаза заволокло плёнкой. Я открыл рот и все, что у меня вышло произнести, это тяжёлый выдох, затем суетливые быстрые вдохи. И провал. Чёрный провал.