Александр Савин - Гуранская завалинка. Рассказы и стихи

Гостиница находилась в большом деревянном доме, с порога дохнуло теплом и вареной в мундире картошкой. В комнате на несколько мест она оказалась одна. Вытянув ноги в постели, с наслаждением потянулась и уснула под шебуршание мышки под половицей.

Утром ей показали, где останавливается автобус, следовавший до зоны.

Вышла намного раньше времени:" Лучше я подожду, меня-то ждать не будут…» Кое-как перед собой протиснула сумку в узкие двери, в автобусе все места были заняты работниками ИТК. Со смущением, стараясь не смотреть по сторонам, ей все думалось, что высадят с таким багажом…

Ожидая краткосрочного свидания, Аня часто выходила и смотрела на заснеженный поселок, было холодно, мела поземка. Наконец-то всходило солнце, легко касаясь розовым светом сопки и крыши домов. Парнишка-дворник всё поглядывал на нее, потом подошел, поинтересовался, к кому она приехала. Фамилия для него была незнакомой, и он спросил: «А как он выглядит?» «Не знаю…» – пожала плечами Аня.«Заочница, что-ли?» – спросил как-то обрадованно. Кивнула ему устало: «Да.»

В ожидании своем Аня не раз пережила разочарование, сначала принимали передачи у тех, кто приехал на долгосрочное свидание, а не у нее, первой приехавшей…

Наконец, она зашла в небольшую комнату. У Ани вид был такой, что сжалившись, ей принесли чашку горячего чая, как же она была благодарна!..

И вот-привели его-приятный молодой человек, чуть младше ее, с бледной кожей и глаза-бледно-голубые, но взгляд-полный надежды и нечаянной радости, глазами осмотрел ее всю-но не нахально, и ей было приятно…

Когда Аня коснулась его ладонью, его руки трепетно задрожали, пряча синие татуировки на фалангах пальцев.

Она тайком сняла с пальца тоненькое серебряное колечко и передала ему. Она уже знала, что будет ждать его, что, похоже, влюбилась в этого робкого юношу…

Потом Аня не раз приезжала к Виктору, и однажды приехала с сыном, мамой и отцом своего любимого-на регистрацию брака. Родные уехали домой, а она осталась со своим мужем на целых три дня!

Возвращаясь домой в общем вагоне, она не думала только об отце, который изначально был против. «Что она-хуже всех, не могла мужика найти в городе? Что вы творите???» – гремел он. Но сдался, смирился с решением дочери и поддержкой жены.

Полтора года пролетели, как сон, Аня жила ожиданием и его письмами… Счастья хватило на один месяц после его приезда. Виктор стал обижать ее сына, грубо хватал мальчугана за вихры, а тот, обиженный, прижимался к нему же… И Аня, как тигрица, налетала на мужа, и очень удивила его тем, что так же схватила его за еще не отросшие после зоны волосы и трепала, не давая сына в обиду. И Виктор однажды отыгрался над ней, раскидав по комнате ее же письма к нему, их было столько, что они как опавшие с дерева листья ковром в беспорядке лежали на полу. Он что-то кричал, размахивая руками, пинал письма, расхаживая по комнате. У Ани подкосились колени, она опустилась на пол и медленно стала собирать их, гулко стучала кровь в висках. «Это всё!» – мелькнула мысль. Когда она собрала их все, Виктор толкал ее, вырывая из рук те самые письма, которые так ждал в заключении, и снова и снова они огромными снежинками падали на пол. Аня не сопротивлялась, позволяла обращаться с собой, как с тряпичной куклой.«Это всё!!!» – окончательно решила она. Дальше так жить невозможно, как изменился ее любимый! «Да он и всегда оставался таким!» – думала она бессонными ночами, прокручивая все события. Как же были правы работницы ИТК, принимавшие передачи, когда каждый раз говорили Ане: «Зачем вам это надо? Вы такая красивая женщина…«Мысленно тогда она отвечала им:" А вы-то хоть любили в своей жизни?» Как прав был отец, тысячу раз был прав!!!

Стыдно было перед родителями и соседями по даче, которых обворовал Виктор, принеся домой украденные ночью из теплицы помидоры, зелень с грядок: «Тебе нужны витамины!» А Аня уже ждала их ребенка…» Я ворованное есть не буду!» – кричала она…

Для нее было шокирующим открытием, что Виктор учит сына подворовывать. Начал пропадать сутками, она говорила, что если он уйдет, то может не возвращаться, но он уходил. Сколького же не знали ее родители, коллеги, подруга… Аня решила развестись, но отец не принял бы ее с двумя детьми, уже говорил, что если выбрала такого мужа-живи!..А как возвращаться в отчий дом, глядя побитой собакой?.. И так отец скрипя сердце терпел ее, когда после первого развода они вернулись с сыном домой, было отказано в комнате в общежитии…

Беременность протекала так замечательно, она обнимала свой живот руками и говорила ребенку, что никому его не отдаст!.. В силу обстоятельств мама предложила прерывание беременности…

Сколько было пролито слез, Аня то вставала на учет, то сдавала кровь на аборт; наконец черный день настал, ни от кого не найдя поддержки, она отдала своего ребенка, нерожденного… Ушел из ее жизни каждодневный кошмар, она развелась с мужем, но то, что она сама отдала своего ребенка безжалостной вакуумной машине-это сжигало ее сердце, ее душу и ее жизнь каждую прожитую минуту. Это пламя ненасытно и теперь, спустя столько времени…

Я сидела потрясенная, слушая свою попутчицу, жадно ловила каждое ее слово и смотрела на ее лицо в тусклом свете вагона поезда, забыв о спящих пассажирах. Наверное, она почувствовала во мне благодарного слушателя, что поведала случайному человеку то сокровенное, что уже не вмещало ее сердце, возможно, некому было излить душу?..Она как знала, что я не стану осуждать ее, а у меня в глазах заблестели слезы, я погладила ее по руке… Тут слова были лишними. Я прожила с ней боль ее жизни в ту ночь. Проводила ее до тамбура подав со ступенек сумку и долго смотрела из окна вагона ей вслед…

Митрич проснулся, и, не открывая глаз, вслушивался, по привычке ожидая, что готовится завтрак, не звякнут ли негромко блюдца, не шумит ли чайник… Не шумит… Не пахнет оладьями… И тишина-звенящая, напряженная…

В окна, с вечера не закрытые ставнями, уже светило щедрое сентябрьское солнце-бабье лето, золотые деньки, гвалт воробьев на ветках черемухи, да за калиткой глухо лаял соседский пес-для порядка, чтоб прохожие и не вздумали зайти во двор… Тихо-очень тихо… Повернувшись на бок, вдохнул со стоном-распухшее колено потревожил, нехотя Митрич открыл глаза… Что лежать, пора вставать… Не подаст больше завтрак Лидушка…

Лидушка… Заныло, заплакало сердце… Схоронил Митрич Лидушку – уж неделя как… Всё прошло, как будто не с ним-кладбище, похороны. Словно со стороны себя видел… Ел, как подведут-посадят к столу, ложился спать, когда говорили-поспи, Митрич, отдохни, надо, надо… Зачем надо, кому надо… Так и сидел бы, вслушиваясь и не слыша-ни себя и никого вокруг…