Галина Вервейко - В родных Калачиках. Воспоминания о советском детстве

Обычно во дворе, у огорода, сооружался душ, сколоченный из свежих деревянных досок моим отцом – Анатолием Антоновичем Вервейко. На крыше стояла большая железная бочка с водой, которая за день нагревалась на сильном солнце. И было так хорошо и приятно стоять вечерком под тёплыми струйками воды!

Вечером все собирались в доме – на кухне. А в большой комнате было открыто окно в палисадник, занавеска красиво развевалась на ветру. Из палисадника доносился запах цветов. И я любила сидеть там одна и о чём-нибудь мечтать. Потом дедушка начинал нам всем что-нибудь читать вслух (после семейного ужина с жареной картошкой и салатом из овощей со сметаной) или рассказывать о своей жизни, усадив нас вокруг стола на кухне. У левой стены стоял буфет с посудой, а у двери, справа, стояла русская печь, на которую мы иногда забирались. На ней по ночам спала баба Паша – сестра бабы Маруси.

Бабу Пашу, Прасковью Алексеевну Безродных, маленькую и худенькую (племянники её частенько поднимали на руки при встрече!), очень все любили в семье, она была безобидная, добрая. Любила петь за столом. Единственное, что не всем нравилось: она курила. Но и на это все как-то смотрели с улыбкой, снисходительно. Позже она уехала к своему сыну Виктору Михайловичу Безродных в Новосибирск , где он окончил два института, став инженером. Однажды он ездил со своей матерью в Москву, решив показать ей, неграмотной сибирской пожилой женщине, столицу. Дядя Витя прислал оттуда своим родственникам качественную чёрно-белую фотографию на Красной площади, где он стоит со своей мамой.

Днём дедушка обычно ходил по магазинам, закупая провизию, или работал за столом: писал что-то в свои тоненькие тетрадки. Заметки и статьи в газеты, мемуары о своей жизни. И мне всё это было очень интересно: что же это он там пишет? Иногда он читал написанное вслух бабушке. Сама она при мне никогда не читала и не писала, видимо, была не совсем грамотной. Но руки её никогда не знали покоя. Всегда, сидя за столом и слушая деда, она то пряла пряжу на прялке, то вязала, то что-то строчила на своей старенькой, но верной «зингеровской» швейной машинке. А по выходным, с раннего утра, любила ходить на базар и продавать сшитые и связанные детские вещички, которые перешивались и перевязывались – из больших.

В зале (всё в той же большой комнате) стояла печь, две большие железные кровати с перинами и подушками, кружевами по низу покрывал, круглый стол (он раздвигался по праздникам на – длинный продолговатый) – и комод с шифоньером, покрытые светлой полировкой. Мебель делал своими руками старший сын Борис Антонович, мой дядя, живший в Омске. На стене, над кроватью четы Вервейко, висели портреты дедушки и бабушки в молодости. Они умели создать в своей семье культ родителей, безмерно уважая друг друга, и этим вызывая уважение у своих детей и внуков. Бабушка (при всём её суровом характере!) называла мужа «Антоша», а он звал её «Марусей». Между собой они почти никогда не ссорились, если иногда бабушка и начинала шуметь, то дед всегда в это время молчал и никогда не продолжал ссору. Никогда из его уст я не слышала грубого слова. Он был во всём интеллигентом: и в своей работе, и в семейной жизни.

Над кроватью, что стояла у печки, висели балалайка в футляре и вышитый серо-чёрными нитками на голубом фоне портрет писателя Максима Горького. Это были «атрибуты» самой младшей их дочери – Надежды. Она училась в музыкальной школе и занималась вышиванием. Надя мне запомнилась, как неутомимая рассказчица, которая всё воспринимала с юмором, обращала внимание на такие детали в жизни, которые для многих остаются незамеченными.

Самым большим украшением зала была большая вышитая картина, где преобладали сиренево-фиолетовые цвета ниток – танцующая балерина. Её вышивала средняя дочь семейства – Зинаида. Она в это время училась в Омском педагогическом институте на историко-филологическом факультете, и позже стала учителем истории в калачинской средней школе №4, выйдя замуж за спортсмена – Геннадия Шананина, который был чемпионом России по мотокроссу. В нашем городе даже проводились всероссийские соревнования по этому виду спорта, так как у нас в Калачинске жили чемпионы – Бугаенко, Жеребятьев и Шананин, и все жители города активно приходили «болеть» за них.

На кроватях лежали «думочки» – маленькие подушки с вышитыми крестом яркими цветами на чёрном фоне материала, на столе и комоде – кружевные салфетки, вышитые и связанные молодыми дочерьми – Зиной, Валей и Надей.

Иногда мне вспоминаются «семейные баталии» на кухне. Когда мы оставались в доме одни: дед с бабой уходили в гости или уезжали к другим детям, то две самых младших сестры – Валя и Надя, начинали друг с другом спорить и «делить территорию». В эти мгновения они брали нас с Женей каждого на свою сторону: Валентина – меня, а Надежда – Женю. Кухня перегораживалась табуретками, и мы начинали либо метать подушки друг в друга, либо кричать (чаще это делали наши молоденькие тётушки-школьницы), не пуская на свою территорию «противника».

У тёти Вали в школе был очень дружный класс, а она была в нём комсоргом (училась она в средней школе№2, за линией железной дороги). У неё было очень симпатичное голубое школьное платье из шерстяной ткани, которое она сшила сама, так как умела прекрасно шить, получив аттестат портнихи в школе, после окончания 11-ти классов (тогда в школе получали и профессию, а не только теоретические научные знания). На этом платье очень красиво смотрелся красный комсомольский значок. Весь их класс очень любил свою классную руководительницу. По какой-то причине она уехала жить в Омск, не доучив их до конца учебного года в выпускном классе. Им хотели поставить другого классного руководителя, но комсомольцы на собрании постановили, что его им не нужно, они будут жить с самоуправлением. Педсовет разрешил им самим проводить классные часы, ставить оценки по дисциплине. И выпускники справились с этим. А после окончания школы через каждые пять лет собирались в Омске, в доме своей любимой учительницы. Иногда они, учась ещё в школе, в Калачинске, устраивали у кого-нибудь из одноклассников на дому свои классные вечеринки, и тётя Валя брала меня с собой, хоть я была ещё совсем маленькой, дошкольницей. Они пели свои любимые комсомольские песни, танцевали модные танцы – 60-х годов ХХ-го века. И мне это очень нравилось. Хотелось скорее вырасти, чтобы также собираться со своими школьными друзьями, а главное – хотелось быстрее вступить в комсомол!

Фотографии в нашем семейном альбоме напоминают об одной свадьбе – младшего из братьев в семье Вервейко – Геннадия (пятого ребёнка в семье). Было это в 1961 году. На отдельном фото – очень счастливая, смеющаяся пара молодожёнов – Гена и Нина Вервейко. А рядом, на другой фотографии, изображено всё большое счастливое семейство за свадебным столом. И что самое смешное – мы с Женей (мне – 5 лет, а ему – 2 года) сидим в центре стола, как жених и невеста, на руках у дедушки с бабушкой. А жених с невестой – «сбоку-припёку» – с правого края стола. Причём, жених сидит, а невеста – стоит! Вот как всё смешно получилось в весёлой свадебной кутерьме! Дядя Гена с тётей Ниной вместе учились в железнодорожном техникуме, после его окончания они работали на станции «Калачинская», получив за линией, почти рядом с железной дорогой, квартиру. Когда мы приходили к ним в гости, то меня очень удивляла дребезжавшая от проходивших мимо поездов посуда в шкафах. Дядя Гена был всегда очень похож на деда, и внешне, и по характеру – добрый, рассудительный, обычно – с улыбкой на лице. (Вообще-то, все три брата были почти «близнецами» по своей внешности, и их можно было спутать, когда они были по одному). Тётя Нина была красивой, с толстыми тёмно-русыми косами, весёлой, доброй, но всегда принципиальной и очень справедливой. Всю жизнь старалась помогать многочисленным родственникам, как своим, так и со стороны мужа. В молодости она активно участвовала, как актриса, в спектаклях народного театра, который занимался в стенах клуба железнодорожников. В начале 60-х годов у них с дядей Геной родились две дочки – сначала Иринка. а позже и младшая – Людмилка. Позднее они уехали всей семьёй жить и работать в Кемеровскую область. Жили очень дружно, а летом всегда куда-нибудь ездили всей семьёй отдыхать – по путёвкам или к родственникам (у тёти Нины они жили на западе России), так как у железнодорожников были льготные бесплатные билеты в поездах на всю семью. Моя мама всю жизнь дружила с тётей Ниной, они переписывались и встречались. А при встрече вели душевные разговоры. Тётю Нину все любили и уважали в семье Вервейко, она пользовалась непререкаемым авторитетом, так как во всём старалась быть справедливой и честной.