Александр Новиков - Рассказы и повести

Пока Митька возился со своими сокровищами, за окном окончательно рассвело. Убрав всё в коробку, а коробку спрятав под кровать, Митька решил сходить к маме с папой на работу. Работали они на мебельной фабрике, была она недалеко, и Митька часто туда бегал. Сейчас и дело было у него на фабрике. Понадобились Митьке чурочки деревянные специальной формы. Танки он из них делал. Чурок у папы много было, но все прямоугольные, и из них только «Тигры» получались, с квадратными башнями. А на работе у папы, он закруглённые деревяшки видел, как раз на башню для «Т-34». Ну а если даже не найдёт, то папа вырежет любой формы.

Подойдя к проходной фабрики, Митька поздоровался с охранником. Сегодня дежурил дядя Муса. Весёлый и добрый дяденька. Он в Новый год Деда Мороза изображал! Так он Митьке все карманы конфетами забил! Правда и Митька постарался, стишок рассказал, которому его мама научила. Дядя Муса, в ответ на Митькино приветствие заулыбался.

– О, кто идёт! К отцу пришёл? Ну проходи, проходи!

Митька не сразу пошёл к папе в цех. Первым делом, Митька зашёл на фабричную конюшню. Лошадей там было всего три, но ходил туда Митька в основном из-за Орлика. Это был конь! Настоящий боевой конь. Орлик в армии служил, но захромал и его списали, так он на фабрике очутился. Его и Митькин папа любил, когда была возможность, он выпрашивал у начальства Орлика, возил для дома что-то, а когда дела заканчивались, учил Митьку запрягать коня, и даже ездить верхом.

В конюшне было чисто, уютно и тепло. Пахло конским потом, кожаной упряжью, дёгтем и немножко лошадиным навозом. Конь сразу узнал его, и потихоньку всхрапнул.

Конюхом был немой дядя Петя, он никогда не мешал Митьке подкармливать и общаться с Орликом. Но на всякий случай, Митька сказал:

– Дядя Петя, можно я Орлику хлебушка дам? – конюх в ответ утвердительно помычал.

Митька вынул из кармана пальтишки краюху хлеба, прихваченную из дома. Подошёл к стойлу любимого коня, тот задрал голову и тихонечко заржал, показывая что рад встрече. Митька протянул краюху, тот осторожно взял её губами. Митька, дождавшись когда Орлик прожуёт угощение, зашептал:

– Когда наступит лето, папа обещал взять тебя к нам на весь день. А ещё он сделал мне шашку. Как настоящую! Только деревянную. И седло обещал у кого-то взять, чтоб я в седле научился ездить. И поскачем мы с тобой в поле! Ты под седлом, а я с шашкой!

Орлик внимательно слушал его, прядая ушами и кося лиловым глазом. Потом ткнулся бархатными, чуть влажными и тёплыми губами Митьке в щёку, как будто поцеловал на прощанье.

В цеху, где работал отец, было шумно. На разные голоса гудели и визжали различные станки. Митька осторожно, так чтоб никому не мешать, подошёл к станку, за которым работал его папа. Тот заметил сына, выключил станок.

– Митрий, тебе чего дома не сидится?

– Скучно дома, пап. И мне чурки нужны, чтоб танк доделать.

– Ну это дело! Пойдём пока в курилку, а потом скажешь что нужно. Найдём.

Остальные станки стали тоже отключаться по очереди. Мужики, тоже решили перекурить и потянулись в курилку. Все эти взрослые, сильные мужчины хорошо знали Митьку и уважали его папу. Каждый старался что-то сказать ему доброе, ласково потрепать по голове. Кто-то сунул Митьке в ладошку карамельку, облепленную деревянными опилками. Когда все расселись на лавках расставленных вокруг большой урны, к Митьке прижавшемуся к отцу, подошёл молодой парень. Митька плохо его знал, тот недавно пришёл из армии, некоторое время был учеником у Митькиного отца, а недавно стал работать за станком самостоятельно.

Подойдя, парень покопался в кармане спецовки, и вынул что-то небольшое, завёрнутое в тряпицу.

– Давно тебя не было, Митёк. Я уж через отца хотел тебе передать, да ты вовремя появился. Держи, – и отдал Митьке свёрточек.

Митька нетерпеливо развернул тряпочку, и чуть не захлебнулся от счастья. У него в руках оказались две петлицы с эмблемами погранвойск, и знак «Гвардия». Парень продолжил:

– Ты уж извини, фуражку мой братишка отобрал. Ну так я тебе это принёс, пусть гвардейка тебе как память о Доманском будет.

Мужики загомонили, кто-то спросил:

– Володь, она с тобой на Доманском была? В бою? – Парень смутился, ответил:

– Ну да. Петлицы-то с парадки, а гвардейка всё время на ХБ была. – Посыпались ещё какие-то вопросы, шутки. А Митька потихонечку сполз со скамейки, и приготовился убежать в потаённый уголок, чтоб насладиться обретённым богатством. Его манёвр заметил отец:

– Нука цыц! Куда настропалился? Чай не леденец дали, чтоб ты молчком свинтил, и схрумкал его. Чего сказать нужно? – Митька засмущался, но подошёл к парню, и протянул ему ладошку со словами:

– Спасибо Володя!

Парень с серьёзным лицом пожал протянутую ладошку:

– Носи с честью, боец!

Мужики завели какие-то свои разговоры, в основном о том кто, когда и где был. Почти все они успели хлебнуть военной доли. Кто-то, как и Митькин отец, в Великую Отечественную повоевал, кто-то только с японцами успел. Один в Венгрии орден получил.

Отец отвёл Митьку в сторонку, спросил:

– Ты позавтракал?

– Неа, неохота было.

– Ладно, мне сегодня некогда будет, план делать надо. Для танков твоих, я в конце смены детали вырежу. А ты к мамке беги, она тебя и покормит.

Митькина мама работала в лакировочном цеху. Она, и ещё несколько женщин покрывали лаком стулья, выпускаемые фабрикой. От этого цеха, ещё издали сильно пахло нитролаком. Митька больше любил запах дерева, но и запах нитролака был родным и привычным. Сколько Митька себя помнил, эти запахи всегда окружали его, именно они ассоциировались у него с родителями. От отца после работы пахло деревом, горячими опилками и стружкой. А от мамы ацетоном и лаком.

Подойдя к двери цеха, Митька несколько секунд постоял, собравшись с духом глубоко вздохнул, и открыл дверь. Дальше начались муки. Несколько тётенек, заметив кто пришёл, побросали работу и кинулись к Митьке. Митька стойко терпел, перенося пошлёпывания, щипки, поглаживания, попытки расцеловать. Он знал что это только цветочки.

Распахнулась дверь в другую половину цеха, и оттуда влетела тётя Шура. Вот это было действительно страшно. Это была крупная, рослая женщина, с вечно распущенной гривой густых, длинных, медно-красных волос. Она и в обычное время фонтанировала дикой, необузданной и неуёмной энергией. А уж при виде любимого племянника… это можно было сравнить с вихрем, ураганом, торнадо, цунами, всё это вместе, в одном лице. Раньше, это стихийное бедствие, частенько заканчивалось Митькиным рёвом и слезами. Но в этот раз, Митька решил стойко всё выдержать. За какие-то секунды, Митька был затискан, расцелован, покружён в каком-то диком танце, несколько раз подброшен (слава Богу, число подкидываний равнялось числу приземлений на руки). Митька, несмотря на обещание самому себе всё вытерпеть, был готов уже разреветься. Но вмешалась мама.