Юрий Косарев - Герой советского времени

– Вычерпывайте и не визжите, если бы накрыло как следует, все были бы уже в воде.

Минут через сорок пристали к противоположному берегу. Повеселевшие бабы с гомоном вылезали из лодки, таща за собой мешки и корзины. Перевозчик вынес чемоданы москвичей и принимая деньги перекрестился.

– В рубашке родились вы городские. Долго жить теперь будете. Видно издалече в наши края?

– К папе из Москвы. – Выпалил Коля.

– Ну бывайте здоровы, храни вас Бог.

Лодочник вернулся к лодке, а москвичка и маленький москвич полезли на пригорок.

– Далеко до Жигулей? – Спросила мать.

– Недалече. Километров пять, не боле.

Одна женщина, у которой вещей было немного задержалась.

– Не здешние вы, городские поди?

– Из Москвы, к папе приехали.

– А кто твой папа?

– Степанов Николай Тарасович.

– Знаю я твоего папу. – И обращаясь к матери продолжала.

– Хороший у тебя муж красавица, не зря он себя берег. Здесь все мужики эвакуированные из разных городов с запада, гуляли напропалую. Завели военных жен и детей наделали. У нас бабы бедовые, не одна завлекала твоего Николая, но он никому не поддался – правильный мужик одним словом.

Так разговаривая, дорога казалась короче. Женщина, тоже работающая в Жигулях рассказывала о жизни в поселке, а мать о Москве. Обе женщины тащили по чемодану, поочередно меняя руки, а Коля две сумки. Их связали веревкой, перекинули ему через плечо и он, не жалуясь, нес их, тоже перекладывая с плеча на плечо. Сели отдохнуть.

– Коля, как тебе нравится наша Волга?

– Очень большая, я такой еще не видел, видел Москву-реку, Оку и другие реки, но Волга – это здорово.

Когда пришли в поселок, местная женщина показала малому Степанову, где искать папу и ушла по своим делам. Мать и отец Коли встретились, обнялись, привлекли к себе сына, довольные и счастливые. Отец жил в общежитии, а когда приехали его близкие, то все Степановы сняли небольшую комнату.

Первого сентября Коля Степанов пошел в школу. На первый урок он очень боялся идти, но потом освоился. К маленькому москвичу учительница относилась с участием. Коля осмелел и на уроках пения даже солировал – пел песни. Все они были жалостливые и протяжные.

Вот один солдат диктует,

Здравствуй милая жена,

Моя рана не опасна,

Скоро дома буду я.

А другой солдат диктует,

Здравствуй милая жена,

Глубоко я в сердце ранен,

И домой не жди меня.

А еще про тюрьму и про черного ворона.

Поступив в школу, Коля не знал ни одной буквы, но учился прилежно и закончил свой первый год обучения с одними пятерками.

Жизнь была трудной. Степанов ходил в школу весь в заплатках, учебники и тетради носил в зеленой сумке от противогаза. Не хватало самого необходимого – теплой одежды, обуви. Питались Степановы тем, что приносил отец. Первоклассник Коля научился считать и успевал досчитать до пяти тысяч, пока отец принесет котелок гороха. Он числился эвакуированным и ему полагался паек, который по несколько месяцев состоял из одной и той же каши. Сначала давали три-четыре месяца одну, потом столько же другую. Как-то Коля услышал вечером:

Хороши на мельнице мешочки,

Еще лучше с белою мукой,

Стибришь пол-мешочка,

Испечешь блиночка,

Сразу жизнь становится иной.

Он с первого раза запоминал стихи песен. Ему тут же представилась целая тарелка, с горкой, горячих блинов и большая кружка холодного молока. Предел мечтаний.

Отец где-то достал большую катушку суровых ниток. Степановы решили сплести бредень. Волга рядом, в реке много рыбы, а это очень вкусная еда. Мать тоже пошла на работу, а по вечерам и в редкие выходные, взрослые плели сеть. Им помогал и Коля. Сначала он часто ошибался, но потом научился и отец доверял ему, но все же ворчал.

– Здесь не затянул, тут пропустил.

С той самой зимы Коля Степанов на всю жизнь запомнил, как плетутся сети. И сам плел и других учил.

Всю зиму Степановы плели бредень и как только сошла полая вода, отправились на рыбалку. Взяли с собой два мешка, засунули один в другой, туда же бредень и топорик. Мать завернула по куску хлеба.

Километрах в трех от поселка протекала небольшая речка Уса, впадающая в Волгу. Не глубокая, почти везде по колено и по пояс, с чистой водой и быстрым течением. Взрослые Степановы брели по реке, а когда попадались глубокие места и омуты, то и в плавь. Отец часто командовал.

– Стой, я обойду вот под тот куст, там должны стоять щуки.

И действительно, они чувствовали, когда в мошне начинала биться крупная рыба. Один раз отец хотел похвастаться, какую рыбину они с мамой поймали. Стоя в воде по пояс, поднял за жабры здоровенную щуку, чтоб показать сыну, идущему по берегу с сумкой, но щука изогнулась, ударила отца по лицу, вырвалась и была такова. Ему еще и от матери досталось. Рыбы в реке было очень много. Тихо стоя у воды, можно было видеть большие косяки плотвы, окуней, язей, лещей и всякой другой рыбы. Там же у реки, на костре пекли рыбу и ели. Домой возвращались нагруженные двумя мешками, ловили столько, сколько могли донести. Отец шутил.

– Жить стало веселее.

А мать смеясь добавляла.

– Шея стала тоньше, но зато длиннее.

Рыбу ели сами, меняли на хлеб, молоко, муку. Но вырываться на рыбалку удавалось не часто.

В гостях хорошо, а дома лучше. Засобирались домой. Отец несколько раз ездил в Куйбышев. В Москву отправляли обратно на завод некоторое оборудование и удалось договориться вернуться с этим товарным составом.

Обратная дорога показалась много короче и спокойней. Ехали в вагоне-телятнике, заставленном какими-то ящиками. Пахло конским навозом и машинным маслом, но Степановы, с комфортом, устроились на соломе и чемоданах. В вагоне, прямо у двери на потолке зияла большая дыра, неправильной формы. Отец умудрился, с помощью веревки, забраться через дыру на крышу и затащил туда сына. Счастливая мать с улыбкой снизу наблюдала, как ее мужики, сидят на крыше, свесив ноги в дыру и болтают ими.

Поздний телефонный звонок

Николай Николаевич – сорокадевятилетний конструктор НИИ, последние несколько дней, пребывал в какой-то постоянной и не проходящей тревоге. Стал рассеянный и задумчивый. Проезжал лишние остановки на городском транспорте, не слышал, хотя и смотрел на собеседника, о чем тот говорил и даже один раз прошел мимо своего подъезда и всего дома. В чем причина он бы и сам объяснить не смог. Все чаще и чаще, с приближением пятидесятилетнего рубежа, он оглядывался на прожитую жизнь, анализировал поступки и повороты судьбы. По складу характера Николай Николаевич был живой, темпераментный, остро реагировал на превратности жизни, различные встречи и происшествия. С годами он становился спокойней и рассудительней, но своего темперамента одолеть не мог. Чрезвычайно сильно, неудержимо, отдавался во власть чувств, особенно в молодости, не сознавая что все пройдет и забудется. Но боль и радость никогда не проходили бесследно. Он годами помнил, в нем теплились порой туманные воспоминания и в минуты откровения с самим собой, его снова захлестывало былое как морская волна или беда. И вот в эти дождливые октябрьские дни они нахлынули на него, неудержимо и безжалостно.