Алина Нечай - Дорога в ад

Однажды я у Валика спросила:

– Зачем Олег так поступил?

И Валик мне сказал:

– Потому что он любит тебя.

А что еще ему было говорить?

Так и пошло по кругу. Мы кололись, потом бросали, потом я узнавала, что Валик так и обманывает меня, я рыдала, и мы начинали колоться вместе.

Конец света давно наступил, но я продолжала существовать.

Сначала родители знали о наших встречах, но время шло, и мы стала от родителей скрываться, потому что они встречаться нам запретили.

Когда дома начался ад, я взяла кое – какие вещи и ушла из дома. Хорошо, было лето и ночевать можно было под небом. В первый день мы с Валиком обкололись, потом первый день плавно перешел во второй, и мы обкололись так, что у меня поехала крыша. Уже ночью мы с ним продвигались к речке, когда я очнулась от собственного крика и поняла, что только что видела вокруг себя змей, а потом словно упала – потому, что шла по мосту, а упала в реку. Оказалось, что все это лишь галлюцинации. Я словно сошла с ума. Валик сначала отнесся к моему состоянию терпеливо, и даже пытался успокоить, что все нормально. Но я продолжала теряться, а потом кричать, вдруг просыпаясь. Я так испугалась… а кто бы не испугался, поняв, что это уже все, предел, за которым… никто не знает – что там. Потом Валик начал на меня кричать, что б я не сходила с ума. Наконец мы пришли на речку, он пошел в лес за ветками, что б разжечь костер. Я опять провалилась в пропасть. Я знала, что схожу с ума, и ничего не могла с этим поделать. Я начала громко звать Валика, но он уже понял, что с меня никакого толку, и просто не реагировал. Я сама была виновата в том, что мы потом поругались. Но я просто не могла взять себя в руки, и в этом я была сама виновата. Я вторые сутки не спала, а только кололась снова и снова. Когда наступило утро, и начали приходить люди на пляж, мы собрались и пошли домой. В нашем дворе я поняла, что меня ищут, и стала прятаться. Валику я надоела, и он послал меня на три буквы. Я сидела в подъезде, резала себе лезвием руки и ревела, как вдруг увидела свою сестру. Она подошла, взяла меня за окровавленные руки и потянула домой. Я против нее была слаба и не могла сопротивляться. Дома никто на меня не кричал и не ругал меня. Я была в таком возбужденном состоянии, что и спать не могла. Мама дала мне две таблетки амитриптилина…

Потом Валик признал себя настоящим наркоманом и перестал меня щадить. То есть перестал обманывать и скрываться. Я же перестала его казнить, и мы постепенно стали независимыми друг от друга людьми.

В конце февраля в газете «Комсомольская правда» напечатали первую статью об арменикуме – армянском лекарстве от СПИДа.

Глава 7

Жить дальше и лечиться – лечиться и жить дальше

У мамы появилась надежда, у папы какая – то далекая цель отправить меня лечиться в Ереван, и с тем очередная проблема как это сделать? У меня в душе что – то шевельнулось, но веры в этот арменикум я в себе не обнаруживала.

У мамы было только одно желание – вылечить меня от СПИДа. У папы было пока другое желание – вылечить меня от наркотиков. Он говорил, что я живу в замкнутом круге: от СПИДа не вылечиться, пока не завяжешь с наркотиками, а с наркотиками не завязать, пока у тебя СПИД.

Папа не имел понятия как, но знал, что надо лечить меня от наркотиков. Поэтому он позвонил в какую – то дорогую клинику в Киеве и поговорил с врачом. Тот предложил ему лечение, которое мы уже проходили. Папа сказал ему, что может и без больницы так вылечить меня. Причем дешевле и быстрее. На трамадоле. Папа сказал, что это уже не первый, и не второй раз. И тогда врач сказал, что единственный способ – это увезти меня жить куда – то далеко – далеко… папа его поблагодарил за откровенность и понял, что это единственный способ. Вот только пока он этого сделать не мог.

Пришло лето, и меня отправили просто в село к бабушке.

Но перед этим…

Мы с Валиком подали заявление в ЗАГС. По-другому, я никуда ехать не соглашалась.

Деньги нам родители давать отказались, и мы должны были, если этого действительно хотим, найти деньги, что б заплатить в кассу, сами. Деньги мы взяли в долг у мамы Олега. В ЗАГСе же столкнулись с другом Валика, который пришел сюда со своей невестой, и стали вчетвером заполнять бланки. Была пятница, и касса уже оказалась закрыта, поэтому деньги остались при нас. Заплатить можно было после выходных, а я уезжала сегодня вечером.

После этого мы попрощались, и следующий несколько недель я с мамой жила у бабушки.

А папа в это время носился по Киеву по разным министерствам, где добивался, что б меня вписали в группу людей, которые должны были ехать в Ереван для испытания арменикума. Надо было только ждать, потому, что меня таки вписали.

Но, когда мы так ничего и не дождались, папа позвонил лично Геворкяну Левон Артемовичу и упросил того принять меня.

Л. А. – это тот, кто нашел арменикум.

Нам в село папа позвонил как-то неожиданно, неправдоподобно. И сказал собирать, потому, что завтра или послезавтра надо было лететь в Ереван.

Уже дома я спросила, а как же быть с Валиком? Его не примут на лечение? Папа ответил:

– Понятно, что тебе нет смысла лечиться одной. Поэтому, сначала, мы решим все с тобой, а потом ты там договоришься и о Валике.

Когда мы завтра были в аэропорту, мы еще почти ничего не знали. Папа продал микроавтобус за пять тысяч долларов. Но этого было слишком мало для того, что Л. А. взял меня, в качестве подопытного кролика в свою больницу.

На что мы надеялись? На бога.

Перед полетом в Ереван меня чуть ли не трясло, поэтому я выпила две таблетки амитриптилина, что б в самолете уснуть. В детстве мы с сестрой и мамой каждое лето летали на самолете к маминым родственникам в Россию, и меня сильно тошнило всегда.

В самолете, перед взлетом стюардесса прошла мимо пассажиров, предлагая им бумажные пакеты. Я взяла один себе. Самолет проехал медленно несколько метров, вышел на взлетную полосу и поехал очень быстро. Самолет набрал высоту, выровнялся, и я поняла, что это даже приятно. После съеденного обеда я уснула, вытянув на пустое кресло, стоящее между мной и мамой, ноги. Самолет был полупустой.

В Ереване мы сели в такси, водитель которого с нас стянул 20 тысяч драм. А красная цена дороги от аэропорта до нашей гостиницы была пять тысяч драм.

В двухместном гостиничном номере стояла невыносимая жара, но окна были закрыты, потому, что на улице буйствовал ураган. Город выглядел серым, а вид из гостиницы и вовсе приводил в уныние. Какие – то тусклые дома, пустые улицы… словно, только что после войны.

Утром во вторник мы вышли с мамой из гостиницы и направились в стороны телефона – автомата, что бы позвонить в офис Геворкяну. Мама договорилась о встрече.

Мы не знали улиц, не знали, в какую сторону идти, был только адрес офиса, и мы остановили такси.