Вячеслав Каминский - Лабиринт времени

– Вы знаете, сударь, – вдруг повернулся он к Игорю, и глаза его заблестели, впрочем, может, в них просто отразился свет уличного фонаря, – когда-то, когда я был значительно моложе, чем сейчас, мне тоже нравилась одна дама. Замужняя… Очень нравилась. И она, представьте себе, питала ко мне определенные чувства. И искала встречи со мной…

– Красивая дама?

– Очень…

Игорь с изумлением смотрел на старого философа, решившего открыться ему.

– И как развивался ваш роман?

– Никак. – Старик снова вздохнул. – Я не смог переступить через свои принципы. Таков уж мой характер…

– Какой характер, какой характер! – Игорь даже перешёл на крик. – Женщина, умная, красивая, и, к тому же, которая нравится вам, ищет с вами встречи, а вы бежите от неё, прячетесь в своей скорлупе…

– Замужняя женщина… Заметьте, замужняя. Я не мог переступить через нравственный закон, он сидит во мне и связывает моё сознание. Откликнувшись на её призыв, я поступил бы безнравственно и не был бы достоин счастья.

– Господи, профессор, что вы говорите! Вы добровольно связали себя по рукам и ногам, запрятались в каменный футляр, из которого вас никому не выковырять. Вы хотя бы раз в жизни совершали какой-нибудь безумный, опрометчивый поступок? Ну, не знаю, напились, что ли, вызвали кого-нибудь на дуэль…

– Представьте себе, был однажды и пьяным, и даже участвовал в поединке…

– Что? – Игорь аж застыл от удивления. Чего-чего, а такого услышать от старого профессора он никак не ожидал.

– И кого вы вызвали на дуэль?

– Не я, меня… Некий господин Грин потребовал сатисфакции за то, что я в его присутствии нелестно отозвался о действиях британского правительства. А он, как истинный патриот своей страны, не мог мне этого простить.

– И как закончился ваш поединок? Вы его убили?

– Нет, я сказал господину Грину, что приму его вызов, но прежде он должен выслушать меня до конца. Он согласился. Дело кончилось тем, что он пожал мне руку и проводил до дому. Дуэль не состоялась.

Услышав этот рассказ, Игорь не мог сдержать смеха.

– Да, профессор, даже самые безумные поступки вы превращаете в серьёзный научный спор. И что же стало с вашим господином Грином?

– Мы стали с ним закадычными друзьями. Вплоть до его смерти. На нём я проверял все свои научные труды. Это был самый благодарный и самый лучший мой слушатель.

– Ну, что вы стоите, пойдемте. Ваш друг сейчас должен побыть один.

И они продолжили путь по аллее сада.

– Ну, как вам Моцарт? – спросил Игоря профессор.

– Я в полном восторге!

– Да? А для меня что-то нот многовато. Впрочем, я не претендую и никогда не претендовал на роль знатока музыки. Мне она чаще всего мешает думать. Я вообще люблю тишину. Да и поздно уже. А я привык всё делать в соответствии с моим расписанием. В десять часов мне уже следует отправляться в объятия морфея. Это, пожалуй, единственные объятия, которые и сладостны, и безгрешны.

– Да, кстати, вам же, наверное, негде ночевать, – спохватился старик. – Идёмте ко мне. А то вы тогда, в кофейне, так увлеклись беседой со своим новым знакомым, что я не стал вам мешать. Но теперь, быть может, вы примете моё приглашение?

– Спасибо, профессор, но я, право, не знаю…

Предложение старика было заманчиво. В самом деле, уже ночь на дворе. Куда идти? Но с другой стороны, как быть с Теодором? Может, ему понадобится его помощь?

– А завтра милости прошу ко мне на обед, – продолжал уговаривать студента профессор.

– Да я не особо разбираюсь в философии, – стал оправдываться Игорь. – Меня даже к экзаменам не допустили…

– Что так?

Игорь смутился.

– Да я как-то перед лекцией по философии на доске, шутя, написал: «Сознание – первично, материя – вторична».

– И что тут крамольного? Так считали и считают не только вы, но и Платон, и Лейбниц, и нынешние философы. Надеюсь, вам дали возможность привести доводы в пользу вашей точки зрения?

– В том-то и дело, что нет. Нашего преподавателя больше волновало узнать – кто написал крамолу на доске.

– Это сделал трус, который может только вот так, исподтишка, совершать пакости, гадить, – кричал он, нервно расхаживая по кафедре и размахивая длинными пергаментными руками. – Этот пакостник никогда не осмелится честно признаться в содеянном.

– Почему же не осмелюсь, – Игорь встал из-за стола и громко произнёс, – это написал я.

Аудитория притихла. Все знали несдержанный характер университетского «философа» и, затаившись, ждали, чем закончится неравная схватка студента с преподавателем.

– И вы утверждаете, что сознание первичнее материи? – Иван Павлович Резников (так звали лектора) прямо пылал праведным гневом и готов был сию минуту испепелить зарвавшегося студента, но ещё чего-то ждал. Покаяния, наверное. Но вместо него услышал совершенно недопустимые на лекции по материалистической философии слова:

– Да, я это допускаю, – Игорь никак не ожидал, что его, в общем-то, как ему казалось, безобидная шутка, приведёт Ивана Павловича в такое экзальтированное состояние.

– Вон из моей аудитории! – прорычал он. – Вон! Я вас не допускаю к экзаменам!

Выслушав рассказ, старик заразительно расхохотался, так, что и Игорь вслед за ним тоже стал смеяться. Сейчас вся эта история действительно выглядела забавно, а тогда… Тогда, покидая аудиторию, он испугался не на шутку и понял для себя, что философствовать, особенно на занятиях по философии, бессмысленно и опасно.

– Не хочу осуждать вашего преподавателя, – отсмеявшись сказал старик, – это не в моих правилах, но дать вам защитить свою точку зрения, он всё-таки был обязан. Все дела, совершённые в гневе, не имеют никакого смысла. Но смею вас уверить, что на моих обедах мы вовсе не философствуем.

– А чем же вы занимаетесь? – спросил Игорь.

– Беседуем на разные темы: о политике, о болезнях и как избежать их, о поварском искусстве, о клопах, которые докучают нам по ночам, и чем их можно травить…

– О клопах? – не поверил своим ушам Игорь. – Вы говорите о клопах?

– Ну да, – улыбнулся старик, – а что тут предосудительного? Это, молодой человек, жизнь. Она состоит не только из одних роз, но и из вот таких житейских мелочей. Я ведь специально, приглашаю на мои обеды людей разных сословий, разного уровня образования, разных профессий. Таким образом, я познаю жизнь нашего города, а это, в свою очередь, даёт пищу моему уму. Благодаря этим обедам, я познаю Вселенную.

– Что? – теперь уже стал смеяться Игорь. – Беседуя о клопах, вы познаёте Вселенную? А мне кажется, профессор, что все ваши ежедневные застолья с чужими, малознакомыми людьми вы совершаете совсем по другой причине. Вам одиноко. У вас нет ни жены, ни детей. Вы совершенно один! И вы сами в этом виноваты.