Вера О. - Come back или Вы всегда будете женщиной

Вбегает приехавший с работы Андрюша, сжимает меня в объятьях и растерянно повторяет: «Как же так? Как же так?» Никогда я не видела своего мужа таким потерянным. Всё происходящее – как дурной сон. Но это – увы! – не сон. И не фильм, хотя я отстраненно смотрю на всё. Может ли всё измениться так внезапно? Как в это поверить? Но я уже поверила. Меня уже нет. Той, прежней. Я понимаю, что мне осталось только выйти. Сойти с поезда, именуемого «жизнь», причем на ближайшей станции.

Сын держится в стороне, он напуган происходящим.

Мозг коварен. Почему-то он подбирает факты под теорию, которая не способствует выживанию, противоречит базовому инстинкту самосохранения. Я отдаю себе полный отчет в этом. И в то же время не верю никаким доводам разума, считая, что «подсознание» говорит мне правду, ум усыпляет напрасной надеждой, а близким остаётся только утешать меня, поэтому верить им глупо.

Не слушая доводы разума, я в мыслях склоняюсь к худшему развитию ситуации: «Раз я не оказалась счастливчиком, попав в число раковых больных, значит и дальше всё пойдёт по худшему сценарию. Мне и в институте-то никогда не везло на экзаменах». Так я думаю.

…Нет, я не боялась рака: просто была убеждена, что эта тема не зазвучит в моей жизни. Мои панические настроения вызваны моими представлениями, что рак – это смерть. И не стремилась расширять свои «познания» в этом направлении, напротив, защищая себя, выключала телевизор и выходила из разговора, если появлялась тема «рака». Я слышать о раке ничего не хотела! Мне казалось, что это ужасное горе, которому нельзя помочь. Сейчас это коснулось меня.

Изо всех сил я пытаюсь прислушаться к себе и услышать ответ на вопрос: «буду ли я жить?». Не смотря на хаос в голове, я осознаю, что душа и разум на редкость едины в негативных ожиданиях. И это прочный заслон на пути обретения надежды и веры. Будущее всегда не безынтересно, но сейчас я хочу знать, действовать ли мне, или все попытки обречены… обречены… обречены…

…Я была уверена, что рак косит целые семьи. А в нашей семье этой хвори, можно сказать, что и нет, поэтому я на сто процентов была убеждена, что не заболею раком. Располагай я бóльшими знаниями по этой теме и не имей заблуждения, что рак наследственная болезнь, я бы хоть как-то проверялась. Ведь я знала другие слабые стороны своего здоровья и проходила время от времени обследования. Моя уверенность, что раком заболеть я не могу, сгубила меня. Даже запись на обследование была чистой случайностью, спровоцированной льготной ценой и близостью медцентра к моему дому.

Или это мой ангел-хранитель протянул мне руку помощи? А иначе мне не пришло бы в голову обследоваться на рак груди, или, скажем, выяснять, есть у меня болезнь Альцгеймера или нет.

Что делать? Сестра моя работает в областной больнице нашего города, и ей хорошо известен весь арсенал средств лечения и условия, в которые я попаду. Известно и отношение к раковым. Поэтому она упорно настаивает на лечении за границей. Я вяло возражаю, что это нереально в нашем нынешнем материальном положении. Но Люба убеждает: «Надо прислушаться к мнению доктора. Если он сказал, лучше лечиться за границей, значит, это и надо делать. Здесь лечение тоже не бесплатное, но заведомо худшее. Нельзя терять время». Андрюша поддерживает её, но организация лечения ложится на Любу, как на самую опытную и часто бывающую в Европе из нашей семьи.

Сестра уже списывается с различными зарубежными клиниками, присылает адреса сайтов, пытается обсуждать со мной ближайшие шаги, но я не в состоянии даже вникать во всё это. Я плохо соображаю. Ужас сковывает меня так, что я не в силах сосредоточиться на разговоре. Мне хочется сказать, чтоб меня больше не трогали, ведь всё это бесполезно, всё! С трудом слушаю Любины объяснения, и слепо шарю по присланным мне сайтам клиник, почти не улавливая информацию.

Единственное слово, которое в разных комбинациях я набиваю в поисковике Яндекса – выживаемость. И читаю, читаю всё подряд – специальные малопонятные мне медицинские статьи, форумы таких же несчастных женщин (как их много!), оказавшихся перед болезнью с детьми и без денег. Не читаю только о «волшебных» нетрадиционных методах лечения рака, будучи уверенной в полной бесполезности этих методов и небескорыстности их авторов.

Я не могу примириться с тем, что ещё вчера я располагала здоровьем, которое меня ни в чем не ограничивало, и 100% жизни, а сегодня при этой стадии проценты пятилетней выживаемости от 47 до 70 в разных источниках. Это невозможно принять! Я всегда собиралась жить долго-долго, а сейчас неясно, смогу ли я прожить даже только пять лет. И что это будет за жизнь? Я в тисках ужаса: неужели это всё??? Жизнь позади, и неощутимая, невидимая смерть вплотную подкралась ко мне! Всё нерабочее время я реву, спрятавшись под одеялами в кровати, и не могу остановиться. Известие о болезни полностью сокрушило меня.

«Ещё вчера, вчера я была совершенно здоровой – беспрестанно повторяю я, отброшенная навсегда от этого «вчера», на что муж отвечает: «Ты не была вчера здоровой, ты уже длительное время больна, и хорошо, что теперь ты узнала это и можешь принимать меры для выздоровления». Да, больна давно. Доктор сказал, что эта опухоль диаметром почти пять сантиметров росла долго, лет пять-семь. Я вспоминаю, что могло стать толчком для её образования. Но какое это теперь имеет значение?

Всё многообразие жизненных планов сузилось до представлений о неминуемой, скорой и мучительной смерти. Я боюсь боли, я боюсь умирать долго. И застреваю на пугающих и безысходных мыслях о смерти. Неожиданно мне приходит в голову и утешает, и придает решимости мысль, что и сейчас, даже сейчас свобода действия никуда не исчезла. Если грядущее будет мне не по силам, я сама, сама поставлю точку, когда станет невмоготу. Спасение от боли найдено: смерть, всё равно смерть.

Это с позиций православия грех, но я готова согрешить. План осуществления этого наилучшим способом (быстро и наверняка) уже созрел у меня в голове. Хочу заручиться помощью Андрюши, но он кричит, чтоб я и думать так не смела. Он не понимает меня. Я замолкаю, оставшись при своём мнении и чувствуя, что имею выбор, ужасный выбор, но решение об удерживании контроля над моей жизнью до конца, сохраняет моё достоинство… Или то, что от него осталось.

Я ни от кого не жду помощи и не верю в чудеса. Нет слов, которые бы уменьшили моё горе. Но я прижимаюсь к мужу, и когда Андрюша обнимает меня, чувствую себя несчастным, слабым ребенком, плачу и успокаиваюсь. Объятия становятся чем-то большим, чем мне было известно до сих пор. Прикосновение. Это единственное, что утешает хоть ненадолго. Действительно утешает. Эти объятия – последнее, что у меня осталось. Реальность, данная мне в ощущениях.