Алексей Кузьмин - Завещание врага

Степан со всей возможной аккуратностью перебрался через любимую. Та, само собой, все равно проснулась, но спрашивать ничего, умница, не стала. И так было понятно, что Степа двинул курить. В доме не стал, ночью даже заядлые курильщики не любят, когда накурено. Вышел за дверь в утренние сумерки и вздохнул полной грудью. Ночную прохладу можно было назвать так лишь условно. За ночь земля не успевала остывать и сейчас отдавала накопленное за день тепло. В воздухе едва уловимо ощущался запах гари. По телеку вчера рассказывали, что в соседних районах опять горят торфяники.

По изворским меркам Степин дом был очень даже ничего. Если не сказать лучший в городе. Два кирпичных этажа, гостиная с камином, два санузла, собственное водоснабжение, отопление и канализация. В это строительство Степа вложил почти все деньги, которые достались ему после смерти родителей. По отцовской линии Степан числился дворянином, и его прапрадеды владели в здешних краях землей и лесами, мануфактурами и конными заводами. Так уж вышло, что некоторые остатки былой роскоши дошли до Степы в виде фамильных бриллиантов, которые за годы советской власти реализовать не удалось. Может быть, и незачем было, а в нынешние времена – самый раз. Вот Степа десяток лет назад и смотался в «саму» Москву и продал камни за сумму в Изворске неслыханную – четверть миллиона долларов. Из них 200 потратил на покупку участка, строительство дома и обустройство. А оставшиеся пятьдесят вложил в местный бизнес – лесопилку. И ни разу об этом не пожалел. Став совладельцем, он никакого участия в делах не принимал, а его партнер Михалыч, регулярно заезжал к Степе в начале месяца. Выпивал вместе с ним не меньше литра, и вручал со всей возможной торжественностью небольшую пачку денег, которых Степе вполне хватало на спокойную его жизнь.

Мало-помалу светало. Небо над Изворском, еще, кажется, минуту назад черно-звездное начало сереть и одновременно наливаться красным. Степа, оказавшись этому свидетелем, решил закурить вторую. Дом его стоял на господствующей высоте, и с крыльца открывалась панорама на большую часть города. Степа уже привык к этому виду, но сегодня он вдруг показался ему каким-то особенным. Изворск весь был двухэтажный с неизменными совковыми шестью сотками вокруг любого дома. Каждая свободная сотка, разумеется, была отдана под огород. Кроме того, всюду имелись свои несколько яблонь и вишня со сливой. Жители города по большей части нигде не работали, кроме своих приусадебных участков. С них и кормились.

Изворчане, числом около пятисот человек, редко выбирались за пределы своих владений. Делать это было, во-первых, – незачем , а во-вторых, впрочем, хватало и «во-первых». Многие из них, особенно те, кто помладше, никогда не были в отстоящем от города в пятидесяти километрах райцентре. И подавляющее большинство жителей никогда не выбирались за пределы района. Исключение составляли защитники отечества. Их государство порой зашвыривало даже и за границу. Вот они-то могли свидетельствовать – мир, который показывают по телевизору, – действительно существует.

Поглазев на спящие дома, Степа в который раз подумал, что его родной город давно уже пора переименовать в поселок. И правильнее бы еще – в вымирающий поселок. Мешает этому только лишь бурное прошлое этих мест. Город Изворск, как ни крути, лет на двести старше Москвы и, конечно, упоминается во всех учебниках истории. Когда-то Изворск был славной крепостью, одним из форпостов русских на западе. Были в его истории и осады, были и бесконечные хулиганские попытки ограбить его и сжечь к чертовой матери. Однако граница по окончании всех войн сколько угодно раз двигалась на Запад и никогда на Восток. То есть, Изворск никому не удавалось завоевать надолго. В старину, вероятно для многих, он был краем земли.

Таковым он оставался и поныне. Прежде всего для туристов. Древняя история могла бы, кажется, развивать городскую экономику, да только показать туристам в городе было совершенно нечего. Крепостную стену, башни бастионы, все старые каменные казенные строения по камешкам-кирпичикам растащили на хозяйственные и огородные нужды еще далекие предки нынешних изворчан. А три местных храма были снесены уже в двадцатом веке по решению революционного совета, которым командовал, конечно же, старый большевик-каторжанин. По слухам он приятельствовал в стародавние времена с самим Троцким, но звезд с неба не хватал, и фамилия его скорее всего уже бы стерлась в анналах нескучной российской истории, не будь она слишком знаменитой в наши дни. Знакомство с Троцким, сулившее поначалу отличный старт для карьерного роста, с определенного момента вполне могло обернуться крупными неприятностями, несовместимыми с жизнью. Старый большевик это понимал и боролся за существование всеми методами. Например, сносил церкви. Он просчитал, что хорошая статистика в борьбе с Богом поможет ему продержаться у кормила подольше. Так, кстати, и вышло, его взяли только в начале тридцатых. Говорят, что умирал он нехорошо. Товарищи из районного ОГПУ сперва пытали его, а после вроде бы даже посадили на кол. Все это слухи, конечно, но точно можно сказать, что у новых чекистов была потребность в своей хорошей статистике. Хозяин тогда уже потихоньку начинал спускать планы по сокращению персонала в соответствующие HR-службы своей корпорации.

Одним словом, нечего было туристам делать в славном Изворске. Если только они не хотели посмотреть на образцовый пример места, где ничего не происходит, а время почти остановилось. В этом смысле, может быть, и любопытно было бы заглянуть сюда какому-нибудь тридцатилетнему менеджеру-москвичу. Может быть, и удивился бы он, и вспомнил собственное детство, признав, что время в Изворске имеет совсем иную скорость, нежели в российской столице. Здесь существуют понятия «время до завтрака» или, скажем, «время для того, чтобы посмотреть телевизор перед обедом». Но и за такой экзотикой сюда никто не приезжал. Далековато. А в новостях по телеку город упоминался только в связке со знаменитой фамилией беглого российского олигарха и неутомимого борца с нынешней властью. Шестьдесят с чем-то лет назад он родился здесь в семье врага народа, коим числился его дед. Как раз тот самый старый большевик-троцкист.

Степан давно уже докурил вторую, а все стоял в задумчивости на крыльце. Никаких дел на сегодня не намечалось, и, значит, подъем можно отложить. Благо по случаю летних каникул Ленке в школу не надо. Степан улыбнулся про себя: кое-какие планы на сонную утреннюю Ленку у него имелись.

В стране чуть не бабахнуло. Новость удалось ухватить за хвост и в последние минуты снять с эфира. А ведь так славно прошла вся предыдущая неделя! Все получили благодарности. Хоронили Олигарха. Он скончался в Лондоне, в собственном доме, в окружении родных и близких. У России не стало врага с большой буквы «В». В последние годы за ним прочно закрепилось прозвище Герцман. Идеологически правильно похоронить в эфире этого неприятного человека было непросто. Хотя Концепция похорон давно уже ждала своего часа на всех телеканалах. В каждой информационной службе уже полгода как был заготовлен собственный большой сюжет-некролог. И текст этих сюжетов был утвержден на самом верху. Однако телевизионный эфир отличается тем, что его, во-первых, очень много, а во-вторых, его готовит такое количество людей, что в любую секунду туда может пролезть какая-нибудь поганка. Ну а слово, известное дело, не воробей, вылетит – не поймаешь. Но все прошло более или менее гладко. Главная задача по вбиванию еще одного гвоздя в гроб проклятых девяностых в целом была выполнена. И вот теперь такой кошмар! Реальная Хиросима! Даже ветераны информационных войн почувствовали себя сбитыми летчиками.