Анатолий Агарков - Не прошедшие горнило

Я заметил его страх.

– Итак….

– Что – итак?

– Как вы думаете со мной работать – следить и докладывать?

– Направлять и подсказывать, – заторопился Монастырников. – К примеру, считаю вам надо бросить работу токаря и заняться рационализаторством.

– У меня есть опыт работы по оформлению рационализаторских предложений – я могу рассчитать экономический эффект от его внедрения. Если есть на заводе ребята-новаторы, я готов войти с ними в долю. Их идеи, мое экономическое обоснование и техническое исполнение в чертежах – навар пополам. Объявите через партком по цехам.

– Вот опять, – встрепенулся ум-честь-и-совесть завода. – Я вам дело, а вы мне про деньги. Есть ли на свете то, что вы любите бескорыстно?

– А как же! – жену и дочь.

Лариса мне поощрительно улыбнулась, а Монастырников поймал мысль налету, как собака кость:

– Вот видите.

– Но… жена у меня красавица, дочь умница – мне их надо кормить и одевать. Где деньги брать?

Лариса выставила большой палец – класс!

– Все любят жен и детей, – заныл Монастырников, – но не теряют при этом облик коммуниста.

– Я плачу партийные взносы, – подсказал ему мысль.

– Я тоже плачу, – подтвердил Монастырников.

– На наши взносы безбедно живет секретарь парткома завода.

– Он получает, сколько положено и не стоит у станка во вторую смену.

– Сам не стоит и мне хочет запретить – как же мы будем строить коммунизм?

Монастырников поскреб шею жестом алкоголика:

– Коммунизм, милый мой, прежде всего строится в душе, в сознании людей.

– Известная песня. А Америку проще догнать с голым задом – ни штаны, ни юбки бежать не мешают.

– Вы не согласны с линией партии?

– Всегда «за», когда эта линия не мешает мне жить.

Монастырникова мой ответ явно задел за живое. Казалось, он готов был броситься на меня с кулаками, но потом выражение его лица изменилось.

– Молодой человек, – сказал он почти задумчиво. – Откуда у вас такие взгляды? Вас воспитали, образовали – и что получили?

– А получили то, что теперь понимаю, что народ и партия это я. Если мне хорошо, то и народу с партией не на что обижаться, а государству вообще зашибись. Это же элементарно – государство сильно своими гражданами.

– А я считаю, что могущество нашей страны в ее ядерном щите и самоотверженном духе народа.

– А к врачу обращались?

Лариса прыснула, Николай Иванович осуждающе покачал головой, а Монастырников побагровел до состояния апоплексического удара.

– Мальчишка! Да как ты смеешь?

Я примирительным жестом поднял вверх руки:

– Ладно, согласен – это был глупый вопрос. Я сказал, не подумав.

– В следующий раз думай!

Помолчав, он добавил неожиданно:

– Я хочу, чтобы ты пересмотрел свои взгляды….

– Так уверенны в своей правоте?

– Иначе откажись от членства в партии.

– Я, право, не знаю…. Газеты почитать, так это вашего брата, ее ветеранов, гонят из партийных органов – ЦК, обкомов, горкомов…. Может, как раз вам, старым партийным кадрам пора на покой, где вы не будете нам мешать перестраивать страну?

Глаза Монастырникова словно покрылись тоненькой коркой льда.

– Поговорил бы ты так со мной в 37-м году.

– Во-во, и я про то же. Время ваше, товарищ, давно истекло.

После долгой паузы Николай Иванович поднялся и молча ушел в цех.

– Все будет хорошо! – сказала Лариса и, вильнув задом, упорхнула следом.

Все же я содрогнулся, представив, что сделали бы со мной монастырниковы в 37-м году, попадись я к ним в лапы. И все только потому, что у меня своя точка зрения на строительство коммунизма в шестой части света.

Настенька нас ничем не огорчала – росла и нормально развивалась, хотя Тома переживала из-за несимметричности складок на ножках. Вспомнив, как тесть хватал Витю за ножки в таком возрасте и носил вниз головой по квартире, решил поэкспериментировать на дочери. Тома чуть в обморок не упала, а Настенька завизжала… но от восторга. И начинала повизгивать каждый раз при виде меня.

– Ну, папку дождалась, обезьянка, – ворчала Тамара.

Она пыталась найти в книгах что-нибудь о подобных гимнастических упражнениях.

– Вестибулярный аппарат укрепляется, – отстаивал я свою методу. – Лучшее упражнение для космонавтов. А еще мы будем заниматься с Настенькой по системе Станиславского. Согласна, дочь? Представь – сегодня у нас с тобой праздник. Мы всей душой испытываем радость. Нет, сначала благоговейный трепет, который постепенно переходит к тонусному состоянию, вызывающему смех… Ну, чего ты смотришь? – улыбнись и хохочи. Экая бестолочь – наверное, в бабушку. Вот смотри – я глажу себя по голове… мне приятно… мне весело… я хохочу. Ха-ха-ха….

Дочь, мотнув головой, тоже начинала ржать по-жеребячьи.

– И-и-и-хи-хи-хи….

– Она над тобой смеется, – улыбалась Тома.

– А, все равно… система Станиславского действует! Мы с дочерью умеем делать себя счастливыми – учись, мама!

Другой раз в семейном кругу.

– Хочешь, дочь, расскажу тебе, что происходит за этими стенами?

Настенька слабо улыбнулась, не понимая темы вопроса.

– За этими стенами живет много-много разных людей… и зверей… и птиц….

Я поднес ее к окну:

– Видишь? – мальчишки играют в футбол. А вон в той будке живет ничейный пес. Когда гулять пойдем мы ему вынесем куриную косточку. Он помашет хвостом и скажет: «Спасибо, Настенька». А когда комары начнут кусаться, он их лаем прогонит. Вон синичка на подоконник села….

Тома сидела на кровати, положив руки на колени. На этой неделе ей досталось – теща вернула свою привычку пить дома. Сегодня она ушла, я отдохнул и был полон сил, а жена выглядела такой уставшей и несчастной, что счел своим долгом ее ободрить.

– Ты приляг, отдохни – мы на кухню пойдем. Или лучше собери ее для прогулки – мы в коляске покатаемся.

Тома попыталась выжать из себя улыбку.

– Давай, погуляйте, – согласилась она. – Полчасика, но не больше.

Тома, наверное, уснула, а мы с Настенькой так увлеклись прогулкой по белому свету, что не заметили, как два часа пролетели. И вот уже мама спешит нам навстречу:

– Ну, что же вы? Ребенка давно пора кормить. Ты чего же на папку-то не кричишь?

Вечером Настеньку искупав-накормив-усыпив, сели у телевизора в отсутствии тещи.

– Я поняла, почему наша дочь у тебя на руках меньше кричит.

– Потому что мы с ней – родственные души; нам интереснее вдвоем.

– Вовсе нет. Потому что ты – энергетический вампир. Ты лишаешь ее энергии.

Я напрягся:

– С чего ты взяла?

– По себе сужу. Когда с тобою сплю или этим делом позанимаемся, то утром встаю вся разбитая – хоть на кладбище уноси.

– Ты внушаешь себе. И зря это делаешь.

– Абсолютно нет. Проверено опытом и временем. И то же самое с дочерью происходит.