Ольга Матвеева - В следующей жизни

– Ты что, меня не узнаешь? – Дама искренне удивилась и заметно огорчилась. Затем лицо ее просветлело. – Ах, да! Я же выглядела по-другому! Алешенька, внучек! Я твоя бабушка! Неужели ты меня не помнишь?

– Бабушка?

Он помнил ее другой. Она была старой. Она была полной. Она носила байковые халаты ярких расцветок. Волосы ее были седыми. И даже если в ней был хоть какой-то намек на красоту, Алеша его не замечал. Он видел только ее заботу, любовь и доброту. Женщина, которая надвигалась на него, намереваясь обнять, была молода, стройна, красива и сексуальна. И она была младше Алеши. Она никак не могла быть его бабушкой.

– Ах, Алешенька, да, такой ты меня не видел. Мне здесь разрешили выбрать возраст, в котором я хотела бы остаться навечно – так я и стала девушкой чуть-чуть за двадцать. Когда я была такой, твой папа был еще маленьким. Но я воссоздавала себя по фотографии. Неужели ты ее не помнишь? Она была в семейном альбоме у твоих родителей. – Дама огорчилась. Лицо ее стало печальным. – Даже платье такое же. Я специально его сегодня надела для тебя, чтобы ты меня узнал. – Она готова была расплакаться.

Алеша посмотрел на женщину внимательно. В памяти тут же всплыла обтрепанная фотография из альбома: тонкая улыбающаяся девушка в старомодном платье с нелепой прической. Еще на руках были перчатки тонкие белые. Вспомнил, как его младшая сестра, когда ей было лет четырнадцать, смотрела на эту фотографию с завистью – она считала бабушку намного красивее себя, иногда сокрушалась, что ей достались гены бабушки по материнской линии, которая особой красотой не отличалась. Алеша посмотрел на стул. На нем висели перчатки. Тонкие белые перчатки. Еще раз всмотрелся в лицо девушки. Да, это была она.

– Твоим любимым блюдом в детстве была манная каша с черничным вареньем. Но ты любил только мою кашу, ту, что готовила твоя мать, ты не ел. Говорил, что там комочки. Когда тебе исполнилось восемь лет, я подарила тебе красный велосипед. Ты в первый же день врезался на нем в забор, ободрал все коленки и сделал «восьмерку» на колесе. Веришь теперь? – спросила девушка тихо.

– Верю, – ответил Алеша и улыбнулся. – Баба Люба. Только как же тебя теперь бабой-то называть? Ты же младше меня!

– Да, и в самом деле! – баба Люба задумалась. – Наверное, называть меня бабушкой нелепо. – Она взглянула на свое отражение в стекле кухонного шкафа. Довольно улыбнулась. – Но я все-таки твоя бабушка. Поэтому… Поэтому ты можешь называть меня бабушкой, – она снова посмотрела на свое отражение и вздохнула, – а можешь, называть просто Любой. Алеша промычал что-то неопределенное. Он еще не решил, как называть эту прекрасную юную женщину, которая приходится ему бабушкой.

– Ах, заболталась! Яичница горит! – воскликнула баба Люба и отвернулась к плите.

– Пойду оденусь, пожалуй, – сказал Алеша, – мне все-таки не два годика, чтобы разгуливать перед бабушкой нагишом. – Он улыбнулся и вышел из кухни.

Когда он вернулся, на столе уже стояли две тарелки с яичницей, две чашки с кофе, вазочка с круассанами и конфетами.

– Тебе нужно лучше питаться, – сказала баба Люба озабоченно. – Вон худой какой и бледный. Кушай, внучек, кушай! – она принялась за еду.

Алеша вдруг понял, что страшно голоден. Вспомнил, что не ел со вчерашнего дня. То есть не ел ни разу после смерти. Усмехнулся. И принялся за еду. Яичница была вкусная. И обыкновенная. Как в земной жизни. Еще это была, определенно, бабушкина яичница – Алеша ее помнил: яйца перемешаны, мелко порубленный лук, помидоры, сыр. Получается, кулинарные пристрастия у человека не меняются и после смерти? Вкусно. Алеша на секунду почувствовал себя ребенком, которого окружают взрослые, они почему-то его любят, заботятся о нем. Впрочем, вопрос «почему?» тогда не возникал, родительская любовь казалась чем-то само собой разумеющимся. И еще у него есть ощущение, что он бессмертен. Что смерть невозможна. И тут Алеша загрустил. То, что он считал невозможным, произошло. Он мертв. Мертв, но жив. Как все странно. Одни вопросы. Кто даст ответы?

– Ээээ! – промямлил Алеша и смущенно кашлянул, – а где дедушка? Разве вы здесь не вместе?

– Не напоминай мне о нем! – воскликнула бабушка. Ее спокойное лицо исказилось гневом. – Этот подлец! – она отхлебнула кофе. – Извини, но этот подлец, твой дед, пока я там, на земле, мечтала о смерти, чтобы побыстрее с ним встретиться, он… Он тут себе другую нашел! Я-то, дурочка, думала, что он меня ждет… а он! Я умираю, ко мне приходит сотрудник министерства адаптации, я его спрашиваю, а дед-то мой где? А он и отвечает: он уже не дед, а вполне молодой мужчина, и он не ваш. Он, видите ли, проживает с совсем другой гражданкой в секторе покоя. И даже не это самое обидное, а то, что эта самая гражданка его первая любовь! Он, видите ли, на мне женился только потому, что она ему отказала! Ты представляешь! А я и не знала ничего! А та стерва, оказывается, осознала, что ошибку совершила, когда деда то нашего отшила, раскаялась и решила ошибочку свою исправить. Вот, исправляют теперь, а я! – Алеша увидел, что бабушка снова готова расплакаться.

– А что ты? – осторожно поинтересовался Алеша.

– А я проживаю теперь в секторе переоценки ценностей.

– И что это значит?

– Это значит, что Загробный мир поделен на сектора. Меня вот направили в сектор переоценки ценностей.

– А я где?

– Ты… Ты – в секторе досудебного ожидания.

– Так суд все-таки будет? Это не выдумки? – Алеша испугался.

– Будет, – подтвердила бабушка и вздохнула.

– Это страшно?

– Я не знаю, как это будет у тебя. – Бабушка снова вздохнула. – Я была всего на нескольких судах. На одном судили меня, на других, я выступала в качестве свидетеля. Сам суд… да – это страшно. Ни на одном экзамене в жизни мне так страшно не было. Собственно, сравнение с экзаменом вообще, наверное, не уместно. Но в итоге, приговор мне вынесли мягкий, то есть, в ад я не попала.

– Ад и в самом деле существует?

– Да, просто называется он по-другому – сектор искупления.

– О, Боже! – Алеша схватился за голову.

– Кстати, Бог тоже, вроде, есть, но только я его не видела и здесь. И никто из моих знакомых не видел.

– А кто тогда вершит суд?

– Судьи, точно так же, как и на Земле.

– Я ничего не понимаю. Ничего не понимаю. – Алеша начал раскачиваться из стороны в сторону.

– Алешенька, ты все поймешь. Ты привыкнешь. Как же я по тебе соскучилась! Не ожидала я, конечно, увидеть тебя так скоро, но что ж поделаешь. Все в руках божьих. – Бабушка подошла к Алеше и стала гладить его по голове.

– Хорошо, что ты пришла, – прошептал Алеша, – теперь мне не так одиноко.

– Как же я могла не прийти? Мы же семья. Ты же мой любимый внучек.

– То есть получается, что после смерти у человека остаются те же чувства, что и при жизни? А что и семьи здесь есть?