Андрей Ставров - Вракли-2

Живут они в огромной квартире с полупустыми стенами. У нас же, стен поменьше, но они частично скрыты картинами. Это наследство моих рисовавших родственников, подарки знакомых художников, а также приобретенные в галереях в разных городах на случайно упавшие на нашу голову неучтённые деньги. Эти картины и являются предметом зависти и вожделения заграничной шайки близких родственников. Правдами и неправдами они стараются заполучить если не все сразу, то хоть часть. Причём, губа не дура, зарятся на самое ценное. Я успешно противостою, хотя с кое-чем расстался. Слабое звено в нашей паре – жена. Она же мать и этим всё сказано. Собравшись посетить сына, она, ни слова не говоря мне, спрятала в сумку, на самом дне, пару картин. Сверху заложила кучей подарков и иного барахла. Я тоже принял участие в сборах и внёс свою лепту в виде бензиновой лампы, которая светила как электрическая ватт 150—200. Они много путешествуют на машине, и такой источник света может быть полезен. Я отвёз жену в аэропорт и собрался тут же отчалить на дачу, меня уже там ждали рабочие. Пользуясь её отсутствием и сберегая нервы себе и, особенно, рабочим я затеял легкий ремонт с большим объёмом бетонных работ. Но жена попросила подождать, пока она не пройдет регистрацию и не пойдёт на посадку. Не ожидая подвоха, я скрепя сердце согласился.

Нынешние рабочие сохранили в себе остатки советского прошлого и считали, что не они мне, а я им по гроб обязан за милостивое согласие взять мои же деньги. Поэтому, не дождавшись меня вовремя, могли начать культурно отдыхать грамм по триста на душу.

Жена благополучно улетела. Вернулась через пару недель домой, где я уже ждал с вопросом – где две картины, едрёна вошь! Едрёна вошь достаточно быстро убедила меня обычным простым и эффективным способом. После этого, одевшись, она поведала жуткую историю. Тут надо отметить наше особенное законодательство. Вывоз за рубеж культурных ценностей должен производиться по специальному разрешению. Его выдает отдел минкульта. Туда заранее надо принести вывозимую ценность, две фотографии и уплатить мзду государству. В целом, это не проблема, если вы только не вывозите стыренного из музея Рембрандта. Но время тратится немало и бывает просто лень. И жене было лень, а с другой стороны скрыть от меня хищение было бы непросто. Далее излагаю историю в точности, как она ее рассказала.

– И тут я подумала, что если меня застукают при регистрации в нашем аэропорту, то вызову тебя и верну ценности. Ну, в крайнем случае, дорогой, ты заплатишь штраф. Но пронесло. То ли рентгеновская установка плохая, то ли просто повезло, но проскочила. Сдала в багаж и с лёгким сердцем отправилась на посадку. Долетела до Варшавы. Следующий самолет через почти два часа. Пооколачивалась в Дьюти-Фри, купила сыночку его любимый виски. Села у терминала, как вдруг мне показалось, что по радио прозвучала моя фамилия. Ну, думаю, почудилось. Тут, уже по английски и опять, вроде бы про меня. Но я ничего не поняла и продолжала сидеть. Через минут пять уже на русском отчетливо:

– Госпожа N. пройдите, пожалуйста, к стойке регистрации.

Мне поплохело. С чего бы, но потом, я опять подумала, может мне повезло, как тебе когда-то. Помнишь, тебе предложили перейти в бизнес класс? Я радостно к стойке. Там офицер в форме и мне: – Пройдёмте. И повёл за собой. Я на ватных ногах, мыслей никаких. Куда, за что… Мы зашли в небольшое помещение. На столе….о боже! Моя сумка. Всё. Поймали. Тут вам не здесь, враз скрутят, и тебя нет.

– Это Ваш багаж, – вежливо так, гад, спрашивает.

– Мой. Ну, думаю, что делать, каяться или кричать, что подсунули. Всё, сейчас сдамся. За явку с повинной хоть не арестуют. С трудом сдерживаюсь.

– Откройте.

Я дрожащими руками открываю, и таможенник начинает вытаскивать вещи. Всё, вот, вот покажутся картины и мне каюк. Он вытаскивает картонную коробку и спрашивает: – Ваша? Киваю. – Что внутри. А я, ей богу, не помню. Так и говорю. Он с металлом в голосе: – Как же Вы везёте, а не помните. Тут, ура! Кричу взволнованным шепотом: – Муж сыну купил. Решила, что тебя не достанут. Таможенник открывает коробку и вытаскивает эту твою грёбанную лампу! Я объясняю, что и зачем. Он откручивает колпачок, нюхает. Закручивает, всё складывает в обратном порядке и засовывает в сумку. – Вы свободны, с некоторым сожалением говорит и провожает к выходу.

Как же я напилась в самолете. И всё из-за тебя, сукиного сына!

Я опешил.

Я считал себя почти счастливым человеком. Ну, правда, как не считать. Если всё хорошо. Работа отличная, платят правильно, жена умница и красавица, сын соблазнил зам. директора фирмы и на ней же женился. Съехал в завидную заграницу. Родил прекрасных дочек, поселился в роскошной квартире с видом на такое, что мне и не снилось….. Ну всё хорошо, вот только жена моя любимая с раннего возраста отличалась некоторым авантюризмом и склонностью к мелким нарушением закона. Ей-то ничего, а вот я всё и расхлебывал. И это не беда. Беда в том, что всю совместную жизнь я прошёл в ожидании очередной штучки от неё и это не то, чтобы жизнь отравляло, но держало в постоянном нервном напряжении. А нервные клетки, как известно, не восстанавливаются. Если бы жена по крупному влезала в авантюры или нарушала закон серьёзно, ну, например, банк бы ограбила или что-нибудь в этом роде, я быстро бы смирился. Ну, ограбила, ну отсидела, ну вернулась бы через пару-тройку лет. И как верный муж, дождался бы. Награбленное, конечно, при нашем совместном уме спрятали бы надёжно и пользовались бы годами потом…

Нет. Вот без билета проехать, в музей бесплатно без очереди войти через выход. Или ночью подбить меня перелезть через забор Ботанического сада, чтоб, значит, на скамейке под цветущими экзотами всласть нацеловаться. При этом вместо целования провести ночь в отделении милиции. Куда сопроводил нас бдительный сержант. Или выкопать в парке дворцового комплекса какое-нибудь редкое растение для посадки на любимой даче. Тут у нас в стране это полбеды, а вот подобные фокусы за границей могут иметь далеко идущие последствия типа лишения визы и попадания в чёрный список невъездных. Тут надо дать некоторые пояснения, без которых постоянное моё нервное состояние будет не вполне объяснимо.

Дело в том, что при взгляде на мою жену даже у самого сволочного контролёра не закрадывалось ни малейшего подозрения, что это существо способно не то, что нарушить правила и законы, но даже думать об этом. В свои двадцать она выглядела на шестнадцать, в тридцать – на шестнадцать с половиной, в сорок на семнадцать. Легко представить, что и в девяносто, судя по этой арифметической прогрессии, она вряд ли дотянет до двадцати. А уж голос…