Сергий Чернец - Библейские истории, рассказанные простым языком, без терминов и родословных

А она продолжила свой рассказ:

«так даже на конкретные деньги от зарплаты в 1992 году ничего нельзя было купить в этих коммерческих магазинах, которые появились. Как частные фирмы.

Мы со знакомой подругой, студенткой пединститута имени Крупской, ходили в эти «фирменные» магазины, как в музей, посмотреть или как в комнату смеха – зашли, посмеялись и ушли. Появлялось в этих магазинах то. Чего давно уже не было. Но покупать это было не на что. У подруги стипендия была 150 рублей – и на прилавке – 150 рублей стоил килограмм творога! Это к тому, что подруге беременной врач сказал побольше кушать творога, для костей будущего ребенка, для кальция. И подруга сокрушалась с юмором (творогом-то я её обеспечивала): Ты представляешь, мне надо съедать по 100 граммов творога в день. Да на этот творог (она указывала пальцем на ценник) «фирменный» вся моя стипендия уйдет!».

«Деньги тогда новые печатались со страшной скоростью. – говорила моя супруга, – зарплаты росли тоже быстро, но все равно не успевали за ценами на продукты.

И да. Земли вокруг городов раскопали под огороды-дачи. Более того. В спальных районах, вокруг панельных пятиэтажек, вместо цветов в палисадниках росли овощи. За домами построены были из разного сора досок и спинок от кроватей, огороженные посадки с капустой, морковкой, свеклой и так далее. С балконов вовсю кукарекали в городе петухи, а возле нашего дома на пустыре мужик каждое утро пас козу, она у него тоже на балконе жила. Вот какие были времена!»

Такие вот воспоминания навеяло от одного моего предмета на моём письменном столе. И картины в старинных рамках висят до сих пор у меня на стене в комнате, и лампочка служит до сих пор.

О книгах и поэзии.

Книги как корабли мыслей, странствующие по волнам времени и бережно несущие свой драгоценный груз от поколения к поколению.

Немножко о красоте.

Молодые люди плохо знают, что такое красота: им знакома только страсть, как инстинкт заложенная природой.

Чувство прекрасного – это нечто такое. Что принадлежит вкусу и вкусы воспитываются годами детства, годами взросления, – поэтому и понятия красоты разные у разных народов, также, как разнятся вкусы пищевые, – китайцам и полинезийцам нравится перец и все острые блюда, а для европейца – перец сжигает ротовую полость.

Даже прекраснейшая из обезьян безобразна для людей.

Другое дело красота природы. Красота природы не нуждается в дополнительных украшениях – больше всего природу красит отсутствие украшений, она прекрасна сама по себе.

Красота телесных форм всегда совпадает с понятием о здоровой силе, о деятельности жизненных энергий. Очарование – это всегда красота в движении.

Идеальная красота, самая восхитительная наружность – ничего не стоят, если ими никто не восхищается. Идеал – выступает, как кульминационный пункт логики, подобно тому, – как красота есть не что иное, как вершина истины. Так сказал один философ.

Высота чувств находится в прямом отношении с глубиной мыслей. Сердце и ум – это два конечных баланса. Опустите ум в глубину познания – и вы поднимете сердце до небес.

Красота в любви – это открытое рекомендательное письмо. Заранее завоевывающее сердце.

Но иногда. Голос красоты звучит тихо: он проникает только в самые чуткие уши. В сердце того, кто страстно стремится к красоте, она сияет ярче, чем в глазах её созерцающего.

Обрывая лепестки цветка, ты не приобретешь его красоты. Уж таков её обычай: красота всегда права.

Этот мир – мир диких бурь, укрощается музыкой красоты.

Поэзия.

Красота – родник поэзии. Красивые выражения украшают красивую мысль и её сохраняют.

Поэзия есть игра чувств, в которую рассудок вносит систему, и наоборот, красноречие – дело рассудка, который оживляется чувством.

Поэты пишут глазами любви, и только глазами любви следует их судить.

У многих людей сочинение стихов – это болезнь роста ума. Молодые поэты льют много воды в свои чернила. Другие поэты похожи на медведей. Которые постоянно сосут собственную лапу, не могут вылезти из своей берлоги.

Одного вдохновения для поэта недостаточно – требуется вдохновение развитого ума. Поэтическое произведение должно само себя оправдывать. Ибо там, где не говорит само действие, вряд ли поможет слово.

Один из больших политиков замечательно выразил суть воспитания: «Я был вскормлен законами, и это дало мне представление о темной стороне человечества. Тогда я стал читать поэзию, чтобы сгладить это впечатление и ознакомиться с его светлой стороной». (Томас Джефферсон).

Отсюда можно сделать заключение – законы нам показывают только грязную сторону. А поэзия красоту нашего мира.

В литературном мире нет смерти, и мертвые также вмешиваются в наши дела и действуют вместе с нами, как живые. Книги, слова живших давно людей, передают нам и чувства, и знания.

«Искусство стремится непременно к добру, положительно или отрицательно: выставляет ли нам красоту всего лучшего, что ни есть в человеке, или же смеется над безобразием всего худшего в человеке. Если выставишь всю дрянь. Какая ни есть в человеке, и выставишь её таким образом, что всякий из зрителей получит к ней полное отвращение, спрашиваю: разве это уже не похвала всему хорошему? «Спрашиваю: разве это не похвала добру?» – говорил об искусстве Гоголь, Николай Васильевич.

Поэты берутся не откуда-нибудь из-за морей-океанов, но исходят из своего народа (как Есенин). Это как огни, вылетевшие из костра искорки, передовые вестники силы народной.

«Поэзия есть высший род искусства», – вообще, считал Белинский.

Тургенев же отразил понимание поэзии более полно: «Не в одних стихах поэзия: она разлита везде, она вокруг нас. Взгляните на эти деревья, на это небо – отовсюду веет красотой и жизнью, а где красота и жизнь, там и поэзия».

В прозе мы остаемся на твердой земле, а в поэзии должны подниматься на неизмеримые высоты, – признавал и Бальзак, – Есть поэты которые чувствуют, и поэты, которые выражают.

Всё что говорил Бальзак о литературе относится и к поэзии:

«Писатель (и поэт) существует только тогда, когда тверды его убеждения. Улучшать нравы своего времени – вот цель, к которой должен стремиться каждый писатель, если он не хочет быть только «увеселителем публики». И это правильное мнение, по-моему.

Молодость полна чувств и в юности стихи писались будто сами собой, приходя из моих чувственных переживаний в красочно связную речь. И проза, сочинения мои, были в юности переполнены прилагательными и длинными предложениями.