Роман Фомин - Теория квантовых состояний

За четыре месяца до завершения учебного года, в школу пришла новая престарелая учительница старших классов по математике, весьма своеобразно оценивавшая знания учеников в своем предмете. Она крайне не жаловала тех, кто старался не высовываться, в частности, не рвался отвечать у доски. Отразилось ее скептическое ко мне отношение на годовой контрольной, когда описка, обыкновенно прощаемая другим, стоила мне пятерки, а среднее арифметическое отличной годовой оценки и контрольной на «четыре», удалила пятерку алгебру из моего аттестата.

Школу покидал я разочарованным и злым. Выпускной вечер проигнорировал бы я в любом случае, но не стал я даже связываться с завучем, курирующим обмен учащимися с моим нынешним университетом, в котором проходил практику. Просто получил свой среднего пошиба аттестат и исчез из школы и района, утратив всякий интерес к будущему в техническом ВУЗе. Сказать по правде, даже теперь, будучи взрослым, сторонюсь я района своего отрочества, застроенного одноликими серыми многоэтажками с непросыхающей сыростью на стыках бетонных плит и облупленной плиткой.

Особенные отношения складывались у меня тогда с отцом. Жил он к тому времени отдельно и очень ревностно новая его жена, которая не стесняясь теперь ступила из тени адюльтера, относилась к старой его семье. Мама моя одним упоминанием вызывала истерики у нее; детей же, меня и Аленку, она терпела. Хоть и осталась у меня обида на отца по поводу ухода его из семьи, не могу я не поставить ему в заслугу, что с детьми он поддерживал связь и регулярно встречался, выставив это по-видимому обязательным условием сожительства с новой супружницей.

Случилось так, что во время одной из таких встреч, на загородном застолье, двоюродный брат отца, офицер милиции со стажем, предложил мне неожиданную карьеру – юриспруденцию, которая в наши дни, благодаря своей переоцененности и невостребованности, кажется неудачной шуткой, а тогда виделась свежей и крайне нужной. Я был начитан, и грезились мне лавры яркого словоохотливого адвоката из кинокартин, не отдавая себе отчета, что персонально совершенно другого я был склада. Вольный после школы, как ветер, без какой-либо уверенности и понимания, я заинтересовался.

Молодой ВУЗ, название которому было «Юридический институт при МВД», имел весьма специфическую вступительную методу, схожую с поступлением в суворовское училище. Как потом выяснилось, манера обучения предполагалась аналогичной, армейской – огороженная территория, казармы и увольнительная по выходным, за примерное поведение. Для абитуриента обязательным было направление от местного УВД, с которым как раз и вызывался помочь двоюродный брат отца, носящий одну со мной фамилию, майор милиции Владислав Чебышев, хмельно расписывавший прелести нового юридического ВУЗа, и как с легкостью под его протекцией мог бы получить я заветный диплом. Когда же я, заинтересованный, появился у него на работе, в отделении УВД, он ужасно сконфузился и долго бегал по кабинетам, после чего вынес бумагу с неразборчивой подписью и вывел меня через заднюю дверь. Оказалось, что лимит направлений от УВД был уже выбран, хотя и сумел он подмахнуть нужный бланк.

В тех годах ввели в ВУЗах обязательную практику – сдавать в приемную комиссию оригиналы всех документов, чтобы не дай бог не подался абитуриент одновременно в несколько ВУЗов и подпортил вступительную статистику, когда после успешной сдачи экзаменов, поступившему пришлось бы выбрать единственное себе образовательное учреждение. Я конечно и не думал вовсе об этой ограничительной хитрости, будучи полностью во власти иллюзий о смелом адвокате-одиночке.

Интереснейшим обязательным этапом поступления было прохождение офицерской медкомиссии. Не говоря о пресловутом военкоматского типа длинном коридоре с дверьми, где мерзли недавно окончившие школу молодые люди в трусах, ожидая своей очереди к окулисту и лору, выдавался соискателям замечательный психологический тест. Это был объемный фолиант из нескольких сот вопросов, отводилось на который три часа. Вопросы были на совершенно разные темы: те что мы знаем теперь как IQ, на логику, на принятие решений в ситуациях. Удивителен тест был тем, что после второго часа непрерывных ответов и галочек, выведения линий и узоров, и обвода цифр в кружочках, второй волной начинали валиться старые вопросы на принятие решений, и отмечал я про себя, что даю ответы отличные от прежних. Не знаком я с этим эффектом, возможно сказывалась тут усталость от монотонного, не позволяющего расслабиться задания, однако же разница между начальными, максималистскими ответами «как правильно поступать» и финальными, усталыми и отрешенными «как бы я поступил», случалась заметная. Бородатый врач-психолог в мятом колпаке, с клочками седых волос за ушами сказал мне, что в учет принимаются только ответы данные в завершающей части теста.

Лица, лица, лица. Они мелькали передо мной, не сохраняясь в памяти, появляясь и исчезая. Лица таких же школьников, усталые лица врачей, недовольная усатая физиономия Владислава Чебышева. Я плохо разбирал последовательность действий, чьи-то родители советовали мне, объясняли, куда требуется пойти, что сделать и подписать, я шел и делал, и подписывал. Помню с того выпускного лета только надышанные жаркие салоны округлых скрипучих автобусов ЛАЗов и ЛиаЗов, с горячими, покрытыми верблюжьими одеялами кожухами двигателей и тополиным пухом оседающим невесомым инеем на потных пассажиров.

Я готовился к экзамену по истории, которую совершеннейше не понимал и не мог терпеть. Со школы остался у меня неприятный осадок от молодого учителя истории, который, как мне казалось, проявлял знаки внимания к нашим старшеклассницам, а также неприятно заигрывал с хулиганской верхушкой школы, подчеркивая видимо, что сам не так давно перешел в разряд учителей, все прекрасно еще помнит и знает, и свой он. Сдавали мы вступительный экзамен письменно, и на выпавший мне вопрос о Иване Грозном и «Филькиной грамоте», ответ я расписал сносный и развернутый, потому что читал про Ивана Четвертого всего только два дня назад.

С объявлением результатов вышла задержка – не сумели оперативно осилить свеже-набранные преподаватели объема исторической мысли поступающих. Поэтому не дожидаясь отсеивания тех, кто не справился с Историей, необъятная братия вчерашних школьников через день собралась на следующий экзамен – Физкультуру. Под мероприятие выделен был циклопический спортивный зал одного из городских военных училищ.

Физкультура никогда не была любимым мною предметом. Были в ней, и до сих пор есть, некоторые аспекты, вовсе мне не подвластные, такие как забеги, марафоны. Долгие упражнения на выносливость не удавались мне с самого детства, а, как оказалось, для того, чтобы сделаться юристом в институте МВД, норма ГТО на пробег трехкилометрового марафона являлась обязательной.