Роман Фомин - Теория квантовых состояний

Однако вовсе не это было главной причиной нежелания моего служить в армии, равно как и большинства ребят того поколения, так что даже самые армие-ориентированные родители не желали своим детям попасть туда. Государство менялось, крошилось, и наряду с экономическими и культурными связями, валились и военные, армейские отношения. Мы слышали о конфликтах на границах новоявленных государств, пускал ростки народившийся национализм, когда люди жившие вместе десятилетиями принимались вдруг подозревать друг друга в исторических неудачах своего народа. Истории о брошенных без снабжения частях, стройбатах, мародерстве и жуткой национальной дедовщине стали частью того ореола, образа, в который превратилась армия в умах поколения. Темные подвалы районных военкоматов, конвейерные медицинские комиссии из двери в дверь в одном нижнем белье. Сюжеты о мнимых плоскостопиях, справках из психо– нарко– диспансеров, да и просто хороших знакомцах, имеющих бесценную возможность припрятать дело призывника передавались из уст в уста. Новое, экономически несостоятельное государство накрывала волна преступности, истончая его охранительные функции, превращая одинаково сытых людей в одинаково голодных, и призывничество не оставалось в стороне, трансформировалось в монетизируемый источник дохода личного состава, осевшего в военкоматах.

Пожалуй, ударился я в излишний пафос «эпохи перемен». Нагнал некоторой атмосферности в первую очередь для того, чтобы обозначить, что и меня не миновала чаша сия. Общения с военкоматом и судорожных оценок скудных возможностей своих на фоне засасывающей Харибды воинского призыва.

Сознаюсь, никогда я не тяготел и не стремился в армию. Само собой разумелось, что стану я студентом какого-нибудь ВУЗа, который принесет мне необходимую отсрочку. А если уж говорить про юридический мой институт при МВД, то пребывание в нем засчитывалось за полноценное прохождение службы с последующим получением младшего офицерского звания. Только после того, как юридическим моим планам не суждено было сбыться и угроза попадания на воинскую службу замаячила с новой силой, я стал всерьез задумываться об армейской своей участи.

Сделаю я здесь очередное отступление и принесу дифирамб тем славным молодым людям, которые, несмотря на тернии видят жизнь свою связанной с вооруженными силами. Воспитанием либо же просто тем, что не держит ничего их на гражданке, принимают они для себя окончательное решение – служить, не взирая ни на какие препоны. Я никогда таковым не был. Армия, в особенности рядовой ее состав, представлялся мне всегда расходным материалом, которым без лишнего пиетета жертвует государство в своих местечковых интересах, абсолютнейше не принимая во внимание насколько солдат эти интересы разделяет. Я не отрицаю солдатского подвига, однако же не определил для себя пока той границы, за которой из ничтожной, бросовой стоимости человеческой жизни, вырастает драгоценный цветок мужества и подлинного героизма.

По наступлении семнадцатилетнего возраста, государство начинает довольно настойчиво напоминать о себе, присылая повестки, а иногда и являясь лично в лице местного участкового. Поэтому примерно в середине моего обучения на токаря, я воспользовался советом дальнего знакомца моей мамы, который предложил мне подать документы в Сызранское летное училище, которое во-первых позволяло полностью закрыть вопрос со службой, во-вторых возможно придать правильное направление неопределенной своей судьбе. Отмечу для путающегося в событиях читателя, что хронологически это произошло до моего поступления в ВУЗ, поэтому конфликта специальностей здесь еще не возникло.

Районный военкомат мой размещался в бывшем здании монастыря, и осуществлял прием в полуподвальных коридорах с метровой толщиной стен. Здесь внизу, среди беленой облупленной штукатурки даже воздух казалось витал какой-то инквизиционный. У принимающей стойки толпились вчерашние школьники, хмурые, боязливые. Некоторые приходили с родителями. Были здесь и бывалые волчата-гопники, такие держались обыкновенно кучками. Они презрительно поглядывали на остальных, особенно жавшихся к родителям. Мало кто друг с другом разговаривал, даже те, что пришли группами обменивались редкими, негромкими фразами.

Просьбу мою о желании поступить в летное военное училище восприняли неожиданно положительно. Мне выдали бумаги и разъяснили, что медицинская комиссия мне понадобится расширенная, так как в летном училище особые требования. Дородная, густо накрашенная секретарь победоносно оглядев скорчившихся в тусклом свете призывников с родителями, выдала мне форму для заполнения на желтой шероховатой бумаге.

Попытка моя успехом не увенчалась. После специального осмотра у кардиолога в одной из центральных клиник, мне поставили диагноз о нарушении сердечного цикла и не пригодности к летным нагрузкам. Впоследствии выяснилось, что показания кардиограммы в возрасте семнадцати лет часто бывают неверными, ввиду того, что рост организма подростка порой опережает развитие сердечной мышцы. Не возьмусь я впрочем судить о справедливости такого слуха. Врач в военкомате покрутил перед глазами распечатку моей кардиограммы на узкой, розовой миллиметровке, вздохнул и добавил себе под нос, что я в любом случае не попал бы в летчики. Ростом оказался великоват для кабины военного самолета. После школы я вытянулся, тогда как в выпускном классе был одним из самых низких. Так была поломана очередная ветка потенциальной моей карьеры.

В новом районе, куда переехали мы после развода родителей, жил я совсем особняком. Окном моим во внешний мир была учеба в лицее, где приходилось мне волей неволей вступать в общение со сверстниками, в остальном же проводил я послеобеденное время и вечера дома, в книгах, либо за стареньким моим компьютером.

Дальнейшие попытки предпринимал я больше по увещеваниям мамы чем по собственной инициативе. Крайне удручала меня даже та малая армейская, военкоматская повседневность, с которой по касательной пересекался я. Наличествовали при городском военкомате автомобильные курсы, позволявшие получить категорию управления грузовым транспортом «D», чтобы в армию призывник попадал уже с водительской специальностью, здорово выручавшей при распределении по частям. Одно дело идти рядовым, с риском попасть неведомо куда, в страшный стройбат, и совсем другое – водителем, у которого свой распорядок, свои работы. Ясное дело, на потенциально хлебное водительское место попасть хотелось каждому, понимавшему, что избежать армии ему не удастся. К концу второй половины своего обучения на токаря, армейский бушлат для меня маячил уже вполне осязаемо, принимая во внимание, что старших моих троюродных братьев уже призвали, и отправились они по местам распределения кто куда.