Валя Шопорова - Блейд. Наследие. Книга 3

Безжалостная судьба Демона

Рождена из пепла и ненависти,

На крыльях тьмы

Он вернулся, чтобы остаться…

Спасения не будет,

Ведь он лишился благодати Божией…

Within Tempation, A demon’s fate©

Клер повернула ручку и бесшумно открыла дверь в спальню Микки, заглядывая внутрь. Стрелки часов уже переползли за отметку в десять часов вечера; на город давно опустились сумерки, и комната брюнета была окутана грязно-тревожной густой тьмой.

Переступив порог спальни Микки и прикрыв за собой дверь, женщина обвела комнату взглядом, всё-таки находя силуэт её хозяина в этой темноте.

Парень лежал на кровати на спине, крутя в руках длинный тонкий нож, который поблёскивал металлической молнией в тусклом свете луны, который проникал в не зашторенное окно. Взгляд брюнета был задумчивый, отстраненный, между бровями образовалась едва заметная складочка размышлений.

Сглотнув и негромко кашлянув в попытке обратить внимание парня на себя, и не дождавшись его, Клер обратилась к нему:

– Микки, ты в порядке?

Брюнет не ответил, продолжая в задумчивости разглядывать остро заточенный клинок. Он всё прекрасно слышал, но утруждать себя скорым ответом не стал.

– Да, в порядке, – примерно спустя минуту после того, как Клер задала вопрос, ответил Микки, так и не удостаивая подругу взглядом. Он добавил: – Хлоя ещё здесь?

– Нет, она ушла. У неё завтра на десять утра назначена встреча, а она не взяла с собой ничего, чтобы привести себя утром в порядок.

– Это хорошо… – задумчиво проговорил Микки. – Хорошо, что она ушла. Так будет правильнее.

Клер сложила руки на груди, смотря на друга, который продолжал изучать взглядом сталь ножа. Подождав немного, она вздохнула и подошла к кровати, присела на её край. Микки скосил на подругу глаза, а затем вновь вернул взгляд к сверкающему лезвию.

– Мне казалось, – вновь вздохнув, произнесла Клер, откидываясь назад и опираясь на вытянутые руки, – что Хлоя понравилась тебе. Я ошиблась?

– Нет, ты не ошиблась. Она – хорошая девушка… не хуже, чем все остальные.

– То есть, ничем особенным она тебе не запомнилась?

– Нет, – ответил парень и, нахмурившись, добавил: – Разве что татуировки у неё интересные, особенно та, на бедре. Русалка? Утопленница? Больше мне запоминать в ней нечего.

– Знаешь, Микки, это – худшее оскорбление, сказать, что человек не лучше других.

– Но ведь я сказал, что она и не хуже? – вопросительно вскинул бровь брюнет и взглянул на собеседницу, после чего вновь вернулся взглядом к лезвию ножа. – Каждый является в чём-то особенным, но не более особенным, чем другие.

– Интересно, есть такой человек на свете, который сможет отпечататься в твоей памяти не только именем и общими приметами внешности? Есть ли такая личность, которую ты запомнишь навсегда?

Микки вновь нахмурился, кладя указательный палец на острие ножа, надавливая, но не так сильно, чтобы сталь пронзила кожу и ворвалась в насыщенную кровью плоть.

– Клер, – наконец-то произнёс брюнет, – сколько ты выпила?

– Бокала три. Может быть, четыре. А что?

– А то, что ты явно перепила, раз говоришь про любовь…

– Я имела в виду не совсем любовь. Вернее, не только её.

Женщина села по-другому, разворачиваясь к Микки лицом и складывая ноги по-турецки.

– Ты же знаешь, – продолжала Клер, – что я сама являюсь совсем не романтиком…

– И это мне в тебе нравится, – кивнул брюнет, перебивая подругу.

– Позволь мне продолжить. Микки, я имела в виду то, что тебя совершенно никто не интересует, не трогает…

– Ты хочешь сказать, что я – эгоист, и зациклен исключительно на себе? – вновь перебил подругу Микки, вскидывая бровь и смотря на неё.

– Я знаю тебя достаточно давно и потому понимаю, что это не совсем так. Но, если тебя знать плохо, то складывается ощущение, что тебе вовсе никто не нужен.

– А кто мне должен быть нужен? – спросил Микки, вновь бросая взгляд на Клер.

Ответа на свой вопрос парень дожидаться не стал и, вернув взгляд к лезвию ножа, добавил:

– Клер, в моей жизни как-то особо не было людей, которых бы хотелось никогда не отпускать.

Женщина опустила взгляд, понимая, что друг завёл тяжёлую тему. Но, казалось, что она была таковой больше для неё, чем для самого Микки.

– Обычно, – продолжал брюнет, – любить учатся на родителях. Но у меня с этим как-то не срослось. Сама должна понимать, что трудно любить тех, кого не знаешь.

Он слегка скривил губы, будто откусил чего-то горького. Но было удивительно то, что внутри он не чувствовал горечи и боли от своих слов, он не испытывал вообще ничего, говоря о тех самых главных людях, которых не случилось в его жизни.

– А она тебе не снится, твоя мама? – спросила Клер, поднимая глаза и смотря на друга, на его профиль.

– А как она мне может сниться? – не слишком эмоционально удивился Микки. – Мы с ней, можно сказать, не успели познакомиться…

– А мне моя часто снится, – грустно вздохнула Клер. Её мать умерла пять лет тому назад.

– Может быть, мне бы тоже снилась, помни я её лицо. Я даже не уверен, что я его видел…

Он повернул голову к подруге и добавил, спрашивая:

– Дети же, кажется, видят размыто и плохо после рождения?

– Да.

– Значит, точно не видел, – вздохнул Микки и вновь отвернулся.

Клер понимающе кивнула, не зная, видит ли это друг и, решая оставить его слова без ответа. Продолжать тему его семьи не хотелось. К тому же, о матери парень и так уже рассказал все те жалкие мелочи, которые знал. А об отце он никогда и ничего не говорил, будто отца у него не было вовсе. Иногда Клер безумно удивлялась и даже ужасалась тому спокойствию, с которым Микки говорил о своей трагедии. И никогда он не вдавался в подробности своей истории, будто она была чем-то совершенно не интересным для него.

А что испытывал сам Микки в эти моменты – моменты воспоминаний и слов о самых главных людях в жизни любого человека… Он не испытывал ничего. Трудно плакать и убиваться по тем, кого никогда не знал, и он не убивался, не страдал. Он, вообще, редко демонстрировал глубокие эмоции и испытывал их, ограничиваясь поверхностным реагированием на окружающие раздражители: смехом, удивлением, раздражением…

– Я тебе не мешаю? – спросила Клер после пяти минут молчания.

– Нет, можешь оставаться, только ненадолго.

– Нужно личное пространство?

– Оно мне нужно всегда.

– Иногда твоя любовь к темноте и одиночеству наталкивает на мысли о том, что ты желаешь поскорее лечь в гроб.

Микки хмыкнул, несколько секунд думая, а затем отвечая подруге:

– Нужно над этим подумать… Куплю гроб и попробую в нём спать.

– Микки, это уже перебор, – поморщившись, произнесла Клер.