Галина Асташина - Дочь программиста

Время тянулось долго, посмотрев программу «Время» по первому каналу, он выключил телевизор и задремал. Но в голове одна мысль вытесняла другую. Внезапно разболелась голова, и на душе было препротивно. Несколько раз звонил телефон. Иван Петрович не стал подходить – ему мало кто звонил в последнее время: все друзья и знакомые знали, что в Москве его трудно поймать: новый дом, строительство всецело заполонили его досуг. Знакомых и друзей сына он мало знал, да и откровенно говоря, именно сейчас особого желания с кем-либо общаться не было.

Иван Петрович снял с полки книжку и начал ее читать. Детективный роман был неинтересен: уже на шестой или седьмой странице было ясно, кто злодей и как его собираются разоблачать доблестные органы правопорядка. Муровцы, все как один, были выписаны автором небрежно, как-то избито и одновременно напыщенно.

Отлежав бока и спину, Иван Петрович внезапно решил собираться в дорогу: захотелось на воздух, обратно на дачу, благо, было еще светло. Он поднялся с дивана, упаковал все свои покупки, закрыл окна, по-хозяйски выключил везде электричество и двинулся к входной двери. В тот же момент раздались звуки приехавшего снизу лифта, затем несколько раз кто-то безуспешно пытался попасть ключом в замок, но промахивался. Наконец замок щелкнул. На лестничной площадке шла какая-то возня, раздавался громкий женский смех. Дверь в квартиру была с силой распахнута – перед отцом стояли двое. Павел и неизвестная женщина, яркая, крашеная блондинка. Павел в вечернем дорогом костюме, его дама в шелковом, сильно декольтированном платье, изрядно выпившие, они хохотали во все горло. Увидев отца, Павел опешил. Он что-то стал скороговоркой объяснять, но язык заплетался, и ничего путного отец от сына так и не услышал. Иван Петрович молча вышел из квартиры, сел в лифт; уже во дворе отдышался, настроение было испорчено вконец. Он тяжело вздохнул и пошел к своему «Москвичу».

До дачи Иван Петрович добрался благополучно, дорога немного успокоила его, он ехал не спеша, а на поселок тем временем плавно опускался тихий вечер. Стемнело как-то незаметно, на небе появились маленькие подмигивающие звездочки, все вокруг затихало, все готовилось ко сну.

К Полине Ивановне он не стал заходить – поздновато, да и в ее доме не было света. Сам Петрович был не в духе, а свое настроение не хотелось никому показывать и что-то объяснять. Когда он поднимался по ступеньками к себе на веранду, неожиданно в тишине, у калитки, прозвучал знакомый голос: «Ваня, Иван Петрович, приехал? Я переволновалась, даже не могла заснуть, вот решила пойти тебя встретить, вдруг нужна помощь? Машина, сам знаешь, сломаться может в любой момент, да и на дороге все может быть. А теперь я спокойна: ты жив и здоров. Поди устал, иди домой. Отдыхай.»

Она стояла около калитки и ласково смотрела на Ивана Петровича. Он спустился к ней, взял ее руку в свою, поцеловал ее и прошептал тихо-тихо: «Поленька, душа моя, спасибо тебе за все. Сама-то не промокни, трава уже вся в росе. Темно уже, завтра зайду к вечеру. Подожди, подожди. Я совсем забыл, ты ведь завтра собиралась Ольгу забирать из больницы. Я тебя подвезу, машина на ходу. И втроем обратно. Как, кстати, она? Лучше ей? – Полина Ивановна промолчала. – Так что мы с самого утра и поедем, чаек попьем и в путь. Договорились? Полина Ивановна согласно кивнула и, мягко ступая, направилась к своему домику.

Глава 5

Как нарочно, с утра погода не заладилась. Кончилось бабье лето, в свои права вступила хозяйкой осень. Холодный ветер раскачивал деревья, кусты мотались из стороны в сторону, последние цветы на клумбах поникли и имели жалкий вид. Дивный сад готовился к холодам и снегу.

В клинику они успели вовремя. Полина Ивановна пошла забирать Ольгины вещи, а Иван Петрович поддерживал девочку до выхода из клиники. Он обратил внимание, что костыль ей не по размеру и девочка опиралась на него, морщась и чувствуя боль. Обратная дорога показалась легче и короче. Они несколько раз останавливались перекусить. (И когда только Полина Ивановна успела напечь пирожки и приготовить домашний квас?) До дачного поселка доехали быстро. Прошел дождь, и у самой калитки сияла всеми цветами радуги огромная лужа. Пришлось проехать чуть дальше от дома. Иван Петрович отнес Ольгу на руках до крыльца. Полина Ивановна возилась с дверью, с щеколдами, а Ольга отдыхала на скамеечке около входа, прямо под окнами старого любимого домика. Удостоверившись, что все в порядке, Иван Петрович откланялся со словами: «Слава богу, что дорога была спокойной и добрались без приключений. Моя миссия на сегодня вроде закончена. Отдыхайте. Высыпайтесь. А мне надо машину с дороги убрать и отогнать ее за дом. Если Полина Ивановна позволит, вечерком я к вам загляну».

Когда он ушел, Полина Ивановна помогла племяннице подняться по ступенькам и сказала:

– Как ты, Оленька? Очень устала?

– Да нет, нормально все.

– Поди, есть хочешь?

– Нет, спасибо, тетя Поль. Мы же в машине перекусили. Еще не хочется.

– Ну тогда перекусим попозже. Я сейчас печку растоплю, а то уж больно свежо. Выстудим дом. А тебе нельзя переохлаждаться. Ты пока посиди в своем любимом кресле. Отдохни от машинной тряски. Хочешь, телевизор включу?

– Нет, не надо. Я и в больнице его мало смотрела – больше читала. Тётя Поля, а правда, что у Ивана Петровича дома огромная библиотека? Представляешь, он сказал, что около тысячи книг. Ох, если бы у меня было столько книг! Я бы только и делала, что читала. И собраний сочинений у него очень много. Как ты думаешь, удобно его попросить привезти мне, например, что-нибудь из Драйзера или фантастики? А как мне хочется перечитать всего Грина! Я его просто обожаю.

– Да не волнуйся, привезет он все, что попросишь. Кстати, он мне сказал, что в новом доме специально оставил одну комнату под библиотеку. Будет у тебя «ленинская» библиотека через калитку – читай на здоровье. Человек он добрый, отзывчивый. Между прочим, вместе со мной в клинику приезжал к тебе, правда, к тебе ну никак нельзя было проникнуть: ты тогда лежала в реанимации после операции. Вот поэтому ты его и не помнишь.

– Пока мы одни, Оля, я хотела бы кое о чем с тобой поговорить.

– Хорошо, тётя Поль.

– Девочка моя милая, теперь я являюсь твоим опекуном. Бумаги все выправлены, в больнице я все подписала. В органах опеки тоже. Теперь я за тебя несу личную ответственность. Все проблемы будем решать вместе У нас всегда с тобой было все ладно, так и будет дальше. Мой дом – твой дом. Как жили всегда душа в душу, так и будет. В ту маленькую комнатку, где ты жила летом, привезем из московской квартиры то, что посчитаешь необходимым. Мебель, какая уместится здесь, твои вещи, учебники, – короче, что тебе будет нужно. Сама сообразишь. Так, это я тебе сказала, а еще-то что? Вспомнила. Тебе сейчас шестнадцать с хвостиком. Надо будет паспорт выправить. Съездим в Москву, в ваше отделение милиции. Я хотела сама поехать и все сделать, но нужно расписываться в паспорте, так что, без тебя – никак. А вот когда тебе исполнится восемнадцать и если захочешь жить в своей квартире самостоятельно, я не буду возражать. Но до этого еще долго. Как говорят, загад не бывает богат. И еще я хотела сказать… Ты у меня девочка умная – все понимаешь. Пенсию я получаю небольшую, поэтому, если ты не возражаешь, вашу московскую квартиру хорошо было бы сдать. Это очень нам поможет. Тем временем я похлопочу, чтобы оформить тебе группу инвалидности. Сколько положено – все будет твое, твое приданое. Деньги положим на твое имя, на сберкнижку, а когда ты паспорт получишь, купишь себе что-нибудь. На работе у твоего папы и моей сестры, денег насобирали много, спасибо добрым людям, не оставили в беде, половина, конечно, ушла на похороны, но и нам на жизнь кое-что осталось. После этих слов Оля расплакалась и долго не могла успокоиться.