Анна Пенинская - Три стороны любви. Сердца поколений

И сейчас она смотрит вслед отцу, который удаляется в спальню с теми бумагами, что выронил и почти уверена, что там чек на подарок любовнице. А, может, документы на развод. По крайней мере, что-то из этих двух вариантов. Ей бы больше хотелось, чтобы это было подарком. Это бы не казалось таким необратимым моментом. Ей хочется позвонить Давиду, потому что сердце ее будет разбито, когда она убедится в своей правоте. Она всегда себя выставляла такой мудрой девочкой, могла найти слова буквально для кого угодно. Дерзкая и смелая, она слыла той, которая никогда не плачет. Она всем и всегда говорила, что ко всему надо относиться проще. А сейчас в горле у нее ком. И пусть кто-то бы только рискнул сказать ей, что ко всему надо относиться проще. Она бы, наверное, накинул на этого несчастного.

Отец в спальне, мамы нет дома, наверное, где-то с подругами. А на столе не стоит ужина. И мама даже не сделала для отца маленькие сэндвичи под стеклянной крышкой. Просто какая-то переваренная паста, равнодушный ужин. Никаких тебе сердечек кетчупом и никакого проявления заботы. Натали хочется плакать, но откуда она вообще взяла, что плакать постыдно? Она хлопает дверью в свою комнату, потому что злится на своих родителей. На маму, которой нет дома и которая не приготовила отцу маленькие сэндвичи и не нарисовала кетчупом сердце. На отца, который закрылся в спальне, в их с мамой спальне, с какими-то документами, которые точно окажутся мерзкими бумагами на развод. На себя. Она вспоминает свой разговор с Давидом месячной давности.

– Иногда мне кажется, что мои родители друг друга ненавидят.

Произносит Давид и протягивает ей банку кока-колы. Натали сидит на подоконнике и старается курить так, чтобы дым не попадал в комнату. Виктория ее просто убьет, если узнает, что Натали курит. Откровенно говоря, Нат даже не уверена, что это можно назвать курением, ей кажется, что затягиваться она так и не научилась. Пару раз пыталась, но кашляла так, что чуть не упала прямо на асфальт, поэтому решила бросить эти попытки. Правда, кто-то как-то ей сказал, что можно сразу понять, затягивается ли человек, мол Натали выдувает слишком много дыма. Теперь она запрокидывает голову наверх и старается выдувать дым порционно. Хотя иногда ей даже кажется, что вроде бы она затянулась и легкие наполнились никотином. Но это скорее исключение, нежели правило. Но Давид курил и ей казалось это… крутым. Глупость ужасная, она и сама это прекрасно понимала, но ей так нравилось, когда в фильмах девушки курили. И ей честно казалось, что и Давиду тоже такое придется по душе. Если она так жеманно и уверенно будет держать сигарету в пальцах. Она смотрелась в зеркало, но у нее не получалось так красиво. И все же она старалась. К тому же, ей нравилось, что Давид учил ее затягиваться. У нее так и не получилось, она кашляла, как ее покойный дедушка. Конечно, до того момента, как он стал покойным. Она даже умудрялась курить в своей комнате, когда Давид приходил к ней после школы. До того хотелось произвести на него впечатление. Хотя что толку? Она курит на подоконнике, свесившись в окно, а потом долго брызгает комнату освежителем. Наверное, это смотрится даже менее круто, когда она сто раз заставляет его обнюхать ее. Да, она очень круто может достать сигарету из пачки и иногда даже попытаться красиво выпустить дым. Но потом она превращается в испуганного ребенка, который трясется того, что Виктория так принюхается и задаст один простой вопрос

– Нат, ты что курила?

И Натали от страха начнет заикаться, как покойный дедушка. Да он и кашлял и заикался. Совершенно точно не сможет сказать правду, но ее красное лицо выдаст ее с головой, когда она попытается солгать. Она слукавила. Если Виктория узнает, то не будет ее ругать, но покачает головой так, что, честное слово, лучше бы отругала. Это куда страшнее.

Она открывает банку кока-колы, двигается, чтобы освободить место для Давида, который тоже прикуривает и так же свешивается в окно. Натали засматривается на его взъерошенные волосы. С ними играет ветер и ей самой становится тошно от этого проскользнувшего в ее голове сравнения. Она себя ощущает героиней подросткового романа, хорошо, хоть не подумала, что даже ветер влюблен в него или еще какую сопливую чушь. Она же всегда сама морщилась от таких статусов в социальных сетях, а сейчас еще немного и сама заговорит этими статусами, да еще и с придыханием, наверное. По правде говоря, она сдерживается, чтобы не исписать его именем всю свою тетрадку. Иногда она благодарна этому миру, что родилась такой бесталанной и не может писать стихи. Иначе точно бы сочинила нечто такое, за что потом было бы мучительно стыдно, даже если бы об этом знала лишь она.

– Твои родители даже не живут вместе. С чего им друг друга ненавидеть?

Давид жил со своим отцом, наверное, поэтому, не смотря на то, что он был долговязым и взъерошенным мальчишкой в смешных очках, он оставался самым популярным мальчиком школы. От него как-то веяло такой спокойной мужественностью и девочки это, конечно, чувствовали. Натали почему-то казалось, что все мальчики, которых воспитывают отцы, должны быть окружены такой аурой спокойствия и мужественности, даже если они выглядят как умника с олимпиады по физике. Натали всего пару раз видела его маму. Это была миниатюрная и суетливая женщина с короткой стрижкой и птичьими чертами лица. Давид взял от нее только цвет глаз – зеленый, как спелая трава. Во всем остальном он был как две капли воды похож на своего отца. Тот, правда, очень много работал, поэтому Натали не так часто с ним пересекалась, но он был очень приятным мужчиной. Она не говорила Давиду, но в глубине души понимала его отца. Ей тоже не слишком была по сердцу миниатюрная и нервозная женщина, которая была его матерью. Своего отца она понять не могла. Как могла быть кому-то не по душе Виктория? Для того, чтобы обидеть маму Натали, нужно быть полным идиотом и, значит, ее отец был полным кретином. Мама Давида не была даже красавицей. И она почти никогда и никому не смотрела в глаза и все время выглядела недовольной, наверное, с такой женщиной было бы сложно жить.

– Мама все время подкалывает отца, он долго делает вид, что не замечает этого, а потом взрывается. Они ругаются. И, когда ссора заканчивается, то в воздухе витает такое напряжение, что хоть ножом режь. Даже домой не хочется возвращаться, в такие моменты отец сам не свой.

– Радуйся. По-моему, все очевидно. Твои родители просто до сих пор любят друг друга.

Ей порой так нравилось выстреливать такими фразами, она напускала на себя умный вид и, должно быть, выглядела достаточно смешно или забавно. Но ей нравилось, что она была такая мудрая сова. Иногда, если уж честно, она даже репетировала вот такие, как ей казалось «мощные» фразочки перед зеркалом. Почти, как курение, только с фразами получалось чуть более удачно. Интересно, Давид был согласен с ее умозаключениями?