Александр Муниров - Пять сказок о пугалах

– Ох… – вздыхал ворон, – нечего тебе делать в школе. Да и не пустят тебя туда.

И Старая Шляпа просто каждый день ждал девочку на улице, всякий раз якобы случайно попадаясь ей на глаза.

– А вон, смотри, пугало, – сказала девочка своей сестре на третий раз, показав пальцем, – круто, правда?

И помахала Старой Шляпе рукой.

Старая Шляпа помахал ей в ответ.

Сестре он оказался неинтересен. Она как раз рассказывала о том, что мама не слушает ее или что-то вроде того, и ее обида была явно поважнее какого-то пугала.

Старая Шляпа вообще заметил, что дети ему нравятся больше взрослых. Не в последнюю очередь потому, что он их понимал чуть больше. Дети были более искренними и не маскировали свои желания под что-то другое и, что важно, как и Старая Шляпа, не всегда понимали взрослых.

– У меня мама опять ругала папу за то, что тот выпил, – говорила его любимая девочка своим друзьям – двум мальчикам из соседнего дома, приходившим поиграть в ее двор, где, рядом с теплотрассой и бомжами, стояла детская площадка, в то время как во дворе мальчиков – стоянка для автомобилей, – говорит: «Пьяная скотина, зачем ты вообще в таком состоянии приперся домой?!»

Дети смеялись.

Через четыре дня, одного из этих мальчиков, кинувшего мокрым снежком в нее, девочка сама назвала «скотиной».

– Зачем ты вообще приперся сюда?! – крикнула она.

– Думаю, что так мир и познается, – сказал Старой Шляпе Пустая Голова, также наблюдавший за их играми, он как раз был на теплотрассе, когда тот подошел, – через подражание и игры.

– Точно, – каркнул Черное Крыло, сидевший на дереве неподалеку, – именно так и познается.

– И что, потом получается, эти дети ведут себя также, как взрослые, за которыми они подсмотрели? – изумился Старая Шляпа.

– Ну да, друг мой, – сказал Пустая Голова и вновь уткнулся в книгу, под названием «Детская психология для чайников».

– Ну да, – подтвердил ворон.

Эта мысль немало взволновала Старую Шляпу: родители девочки, судя по всему, были не самой счастливой из семей. Наверное какие-то общие дела обязывали этих людей жить вместе, и вероятно то, что называется заботой в их семье тоже было, но проявлялось несколько своеобразно. Девочкина мама постоянно ругала папу, регулярно рассказывая, что он «должен делать», и список обязанностей всякий раз варьировался от ситуации к ситуации. Старая Шляпа, когда встречал их на улице, постоянно слышал это «должен сделать» и, судя по его наблюдениям, в полный список входило если не все, то ненамного меньше этого «всего».

В свою очередь, папа девочки старался говорить поменьше и лишь когда чувствовал, что груз обязанностей скоро похоронит его под собой, начинал возмущаться, обычно со слов «да ты достала уже…», постепенно перетекая в дальнейший скандал со взаимными обвинениями.

Дедушка и бабушка – родители кого-то из родителей девочки, между собой старались не общаться вовсе, потому что каждый их разговор заканчивался склоками и, видимо, родители девочки, в свое время, подсмотрели такой вариант жизни у них и теперь двигались в том же направлении, обрекая, похоже, и девочку на ту же судьбу. Каждый из более старых родственников, в свою очередь, пилил и маму и папу девочки. А вчетвером все они – пилили девочку с сестрой. Не то надели, не то получили в школе, не так выражаются, не доели что-то… причин высказать свое недовольство, как понял Старая Шляпа, было очень много, нужно было лишь захотеть выбрать из длинного списка.

– Неужели таков порядок вещей? – спрашивал Старая Шляпа.

Черное Крыло не умел пожимать плечами, но если бы умел – непременно пожал.

– Думаешь, что они несчастливы? – спросила Глаза-Бусины, однажды сидевшая рядом со Старой Шляпой и наблюдавшая за тем, как семья девочки выгружается из машины и, переругиваясь между собой, тащит огромные пакеты с продуктами к дому.

– Не знаю, – ответил Старая Шляпа, – мне кажется, что есть другие, более приятные способы жить. Надо только понять, какие.

– Опять ты думаешь, что можешь все понять, – улыбалась его собеседница, – наверное и правда тебя изготовил какой-нибудь мыслитель.

– Наверное, – соглашался Старая Шляпа.

Следующим утром, после метели, он вышел из сарая с лопатой, решив расчистить выход, и увидел Соломенные Волосы.

Новое пугало прислонился к стене у двери и грустно смотрел на вход. Волосы, поверх мешка, из которого была его сделана голова, трепались на ветру, а белая рубашка покрылась ледяной коркой; на простодушном лице с веснушками хоть и была нарисована улыбка, но в свете фонаря она казалась несколько уставшей.

– Давно стоишь? – спросил Старая Шляпа.

– Часа полтора. Не знаю точно, часов-то нет, – сказал Соломенные Волосы, – найдется местечко?

Место ему конечно нашлось.

Все что Соломенные Волосы знал о своем происхождении, он рассказал в первый же день: его сделали для какой-то сельской выставки, но пока туда везли, он сломался, так как его скелет был сделан из тонких реек, чтобы выглядеть изящнее. Водитель пожалел пугало, сделав ему новый скелет из коряги, валявшейся у дороги, воткнул в землю в ближайшем поле, там и оставив. Рассказал, как он пережил пожар и остался живым. Позже выяснилось также, что, несмотря на некоторую скрюченность и неказистость, он выглядел больше других пугал и, к тому же, обладал недюжинной силой.

– Когда меня вытаскивали из земли, один из людей потянул себе спину, – говорил он чуть виновато, но не без гордости.

– Еще один тугодум! – прокомментировал Черное Крыло, когда позже заглянул в щель под крышей сарая посмотреть, как идут дела у пугал.

– Вот я сейчас… – возмутился Соломенные Волосы, но ворон только хрипло расхохотался в ответ.

Новое пугало долго не мог понять того, что Черное Крыло донес до Старой Шляпы в самом начале и очень долго пытался хоть как-то испугать птицу и, в конце концов, так надоел ворону, что тот назвал его самым глупым из всех пугал.

Скорее всего так и было: Соломенные Волосы даже не пытался задаваться теми вопросами, что терзали Старую Шляпу, а когда последний рассказывал ему о смысле жизни и делился наблюдениями за людьми, всякий раз отвечал:

– Понятно.

И становилось понятно, что Соломенным Волосам не только ничего не понятно, но и не слишком интересно.

– Наш друг просто не мучает себя вопросами, – говорил Пустая Голова, вызывая искреннее недоумение Старой Шляпы, – и ничего плохого в том нет. Допустим, твой пернатый приятель тоже не мучается, и это ему совершенно не мешает жить.

– Чайник дело говорит, – каркал Черное Крыло.

У Старой Шляпы не находилось аргументов, чтобы спорить, но в глубине души он верил, что у пугал с людьми гораздо больше общего, чем у воронов. И не так важно было, что у птиц было сердце, и они дышали, а пугала нет. Дело было даже не в том, что у пугал были руки и внешне они больше птиц походили на людей. Он просто не мог объяснить этой общности. Более того, Старая Шляпа начал подозревать, что ворон все-таки не понимал некоторых вещей и потому часто отвечал на вопросы, вроде: как люди могут ругаться и при этом желать быть вместе – следующим образом: