Виктор Кустов - Провинициалы. Книга 1. Одиночное плавание

Только успел закусить, на бережок собрался пройтись, Полина прибежала, вместе с Сашкой да с новостями. Оказывается, взрыв это был самый настоящий, Пантюху сейчас встретила, на его глазах все и произошло: пацаны заречные напротив кладбища во рву костер разложили и то ли мину, то ли снаряд на него и положили, тол хотели вытопить… Двоих, чьих – еще никто не знает, сразу насмерть, троих в больницу отнесли....

– Ты, сынок, смотри, в такие игры не играй, – просяще обратилась она к Сашке, набычившемуся, недовольному, что мать домой увела.

Только Катька гулять вышла, девчонки из барака как раз обсуждали, в догоняшки поиграть или в прятки, а тут его домой…

– Я пойду, а?.. – жалобно произнес он, не поднимая глаз.

– Куда опять?

– Ну ты ж видела, мы там играть в догоняшки собрались…

– Какие догоняшки?.. Ты в прошлом году доигрался, еле откачали…

– Полина… – остановил ее Иван. – Пусть идет, что ты пацана дергаешь. – И добавил строго, глядя на Сашку: – Стемнеет, чтобы как штык дома был…

– Может, лучше пусть посидит, уроки поучит?.. – неуверенно произнесла Полина, но, перехватив тяжелый взгляд мужа, добавила, погрозив Сашке пальцем: – Чтоб я больше не бегала за тобой…

Сашку как ветром сдуло.

– Присядь. – Иван разлил ей и себе остатки водки. – Пей… Это помогает. На фронте после боя так поминали…

– И в прошлом году, помнишь, ребятишки тоже подорвались… В блиндаж залезли, как в могилу…

Полина подержала стопку, потом выпила, закусила картофелиной, помолчала.

– Столько лет прошло, а каждую весну аукается…

– Видно, судьба у них такая… – Иван обнял ее за плечи, притянул к себе, завозил рукой по груди, она легонько шлепнула его, но отнимать ладонь не стала, и он мял все сильнее и сильнее и наконец подхватил на руки, понес на кровать, думая, что надо бы закрыть дверь на крючок (но не должен вроде никто зайти), и не стал отвлекаться, стащил с жены все, что на ней было, отчего Полина стыдливо стала прикрываться руками и глаза зажмурила, навалился, подминая послушное желанное тело, прошептал невпопад:

– Глядишь, сестренку Сашке заделаем…

И ощутил, как Полинины руки впились ему в плечи, а ее горячие ноги крепко обхватили его бедра…

Потом, прикрыв жену одеялом, остывая рядом, словно продолжил разговор:

– На фронте я всякого насмотрелся. И понял: если суждено, значит, не уйти от судьбы… Иной прячется, кажется, ничего его не возьмет, а глядишь, уже команда похоронная в ров потащила…

– Уж сколько лет прошло, – безучастно отозвалась Полина, думая о чем-то своем. – И вспоминать бы не надо, а вот… – Повернулась, легла Ивану на грудь, заблестела глазами. – Скоро праздники, а у меня платья хорошего нет… Сегодня Любка пришла в новой кофте, юбке, расфуфыренная…

– Мне премию обещали, – проговорился Иван.

– Премию?.. К празднику?.. – И остыла. – Сашке сандалии надо купить, штаны какие-нибудь, вырос уже…

– Должно на все хватить, – сказал Иван. – Куплю я тебе платье…

Полина чмокнула его в щеку, вскочила с постели, голенькая пробежала к комоду, стала доставать кофты, юбки.

– Ты бы оделась, – сказал Иван, вставая и ревниво поглядывая в окна.

Но она уже не слышала, примеряя не ношенное всю зиму и оттого радующее не меньше, чем новое, и Иван, одевшись, вышел на улицу.

…На берегу захмелевшие мужики на этот раз не скандалили, слушали бородатого бобыля Пантюху, тоже изрядно угостившегося и теперь в который раз рассказывавшего, как у него на глазах бухнуло (он даже на задницу сел) и что им, отцам, за своими шкетами надо смотреть, потому что весь берег утыкан военными подарками, и сколько уже раз он гонял своих, малобережных, из лога, что за кладбищем, и сам сколько мин, патронов да всякого железа находил…

– И твоего гонял, с его другом длинным, – обрадованно сказал он, увидев Ивана. – Шустрые они, того и гляди…

И не закончил, потянулся к бутылке, посожалел о ее пустоте, но мужики этого не заметили, продолжая разговор.

Иван присел на скамейку рядом с дедом Суриком (тот сидел на ней один, остальные пристроились рядом на травке), стал слушать, о чем мужики ведут речь.

После сегодняшнего взрыва вспомнили, кто и как воевал на этих берегах, фашиста и финна проклятого, который в этих местах больше немца лютовал, мстя за поражение в ту короткую войну. Потом пришедший совсем недавно и оттого самый трезвый Степан напомнил, что скоро майские праздники, демонстрация, и все заторопились сообщить, что и на мебельной, и в сплавной, и в леспромхозе, – уже все готовятся, транспаранты рисуют… А на мебельной в секрете строят космический корабль в натуральную величину. Его еще на прошлую демонстрацию должны были построить, сразу после полета Юрки Гагарина, но не успели, директор за это выговор получил. И правильно, так ему и надо, нерасторопному, как же: земляк наш, смоленский, вокруг земного шара облетел, а на его родине корабля не могут построить… Но нынче точно будет… Во весь рост…

И говорят, пиво из Витебска привезут.

А фронтовикам велено награды надевать и банты красные…

Иван хотел сказать, что ему к празднику премию обещали, но промолчал: не сглазить бы…

Он подумал, что праздники – это хорошо, надо будет и к женкиной родне сходить (здесь недалеко живут, не пойдешь – Полина обидится). Своих-то уже давно нет, отца еще до войны похоронили, отсюда неблизко, а мать с ним рядом положили… Сестра в Карпатах где-то живет, за гуцулом нелюдимым, оттого, наверное, и весточку не шлет… А может, кто и к ним нагрянет…

Мужики тут стали друг друга на будущие красные дни приглашать, на отказы обижаться и говорить все громче, руками махать все сильнее, братья Слепни даже на ноги вскочили, и Иван с трудом перекричал их.

– Остыньте, соседи!.. А давайте на праздник вот здесь стол собьем да и посидим на бережку все вместе....

И таким неожиданным показалось его предложение, что все замолчали враз. А потом загомонили, перебивая и заверяя друг друга, что это верное предложение, пора всем фронтовикам (да и женок прихватить) вместе посидеть, как на фронте бывало…

…Но не зря говорят: человек предполагает, а Бог располагает…

В аккурат на праздник утонул Петруха-рыбак. Утром, засветло (на демонстрацию он уже не ходил в прошлом году), с трудом дошел до лодки, завел мотор, поплыл в верховье. Пантюха его видел, крикнул ему еще, чего, мол, в праздник-то поплыл… Но вот что тот ответил – не разобрал, да и неважно ему это было, бабы в очередь на перевоз стояли, чтоб пораньше кто купить, кто продать на базаре что смог.

И уже когда с демонстрации возвращались, кто на причале парома ждал, а кто на нем был, лодку пустую увидели. Плыла себе та тихонечко по стрежню, покачивалась… Чья она, признали быстро. Петька Дадон с дружками тут же Кирюху, паромщика сухоногого, заставил остановить паром посередке, с носа баржи паромной спрыгнул в нее, чуть сам не сковырнулся, к берегу причалил. И все в ней было так, как всегда у Петрухи-рыбака, чистенько, сухо… Хорошая у него лодка…