Леонид Кабалов - Откровения юродивого. Записки изгоя

Мерило же всех этих процессов – практика. Она отторгает кажущееся и заблуждение, а факт и истину подтверждает… Истина – это действительно познанное, а факт – познанная действительность.

Странник, оглянувшись, улыбнулся-усмехнулся:

– У вас воображенное выше действительного – значит, вы больше верующий, чем знающий. Верят ведь потому, что не знают. Но вы не огорчайтесь – никому еще не удалось пройти мимо веры. Например, сейчас мы с вами верующие.

– Почему именно сейчас?

– Вот воду мы взяли, а из этого родника пить можно ли? Я не знаю, и вы, полагаю, не знаете тоже, но оба мы верим – можно, иначе к роднику не пошли бы.

– Не одни мы ходим сюда.

– Не одни мы – не аргумент; другие могут ходить, положим, потому, что ходим мы с вами… Столько родников, из которых пить нельзя, а из них пьют!

– Хотите сказать, вера сильнее знаний?

– Вера слабее знаний, но ее больше. У подлинных знаний лишь факт да истина, а у веры и заблуждение, и кажущееся, и воображаемое.

«Абстракции… Абстракции!» – пропел во мне сверчок голосом, похожим на мой, но не совсем узнаваемым, опереточным. И пропел, видно, во всеуслышание, потому что Странник сказал:

– Абстракции заслуживают лучшего отношения.

– У меня мышление образное, конкретное, с абстракциями я чувствую себя не совсем уверенно; конспекты студенческие по философии были выброшены сразу после экзаменов.

– Не пожалели потом?

– Для практики нас готовили, для действия, а не созерцаний.

– Практика не только действие…

– С абстракций, если они солгут, не взыщешь, розгами их не выпорешь – они же бестелесны. Обычно избегаю я говорить об абстракциях.

– О них вы поете, иронично. А от абстракций, между прочим, человек образовался.

– Человек произошел от абстракций?!

– Но не оттого же, что кто-то подул и подышал в глину.

– Не религиозен и я, советский же, но не настолько, чтоб уж так очень – не кричу, что бога нет. Бог – идеал, а низвергать идеалы опасно… Если человек произошел, по-вашему, от абстракций, то кто же в таком случае то, что ходит по Земле в шляпе? И по виду, и по характеру, по повадкам обезьяна же! Человек произошел от обезьяны – это общеизвестно.

– От обезьяны может произойти только обезьяна. Человек не произошел, а образовался в обезьяне… Различие улавливаете? Образовался человек в тот момент, когда в мозгу обезьяны возникло первое обобщение – абстракция. А обобщения образуются тогда, когда в памяти накоплен избыток образов, чувств и ощущений. Где избыток, там отношения, сперва мерцающие, затем устойчивые, а потом и между абстракциями образуются отношения, и все это множится, ускоряясь по мере множения и ускорения опыта и количества людей… Этим объясняется такое бурное, почти взрывное развитие человеческого мышления, которое удивляет нас, как чудо. Человек – дитя и средство познания, а само познание – родник, расширяющийся и углубляющийся, но не утоляющий жажду человеческую.

– А я подумал было, что вы из тех, которые воображают свое происхождение от инопланетян.

– Так невооруженным же глазом видно, что человеческое тело обезьянье, особенно когда оно чрезмерно волосатое.

– Но люди есть и не волосатые.

– Не волосатых нет, но вы правы: были не только сильно волосатые обезьяны, но и волосатые не очень, не от одного дерева человек.

– А как же теория о том, что человечество произошло от одной женщины?

– От одного вообще ничего не может произойти. В количестве все образуется, при наличии соответствующего избытка. Но можно понять и тех, кто воображает себя неземным: приятнее быть дитем богов или инопланетян, чем обезьян, к тому же неизвестно каких – может, безумных. Но представление о неземном происхождении лукаво: тайну действительную оно подменяет воображаемой, замещая познание верованием.

И дальше Странник стал зачем-то объяснять мне, что познание бывает особенное, общее и всеобщее. Особенное – все науки, кроме математики и философии; общее – математика, а всеобщее – философия. Науки разные, а способы познания едины: созерцание, наблюдение, измерение и сопоставление. Но в познании впереди не наука, а искусство. Искусство старше науки, оно интуитивное, а не исследовательское; из четырех уровней познания – созерцание, наблюдение, измерение и сопоставление – развиты в искусстве лишь созерцание и наблюдение. В искусстве образы, чувства, ощущения и интуиция, а в науке вещи и отношения, абстракции и логика, а в практике все это соединяется действием.

– Назвав себя сапиенс – разумным, человек тем самым определил планку своего развития…

– Однако! – невольно вырвалось у меня.

– И только ваша профессия – журналистика – непонятно что в позании: ни наука, ни искусство, – усмехнулся карлик, желая, очевидно, осадить мою ироничность.

– Журналистика слышала о себе и покруче, – сказал я. – Например, древнейшая профессия после… Нет, язык не поворачивается произнести омерзительное слово. Обманулся я по-детски в выборе профессии: думал, что на факультетах журналистики обучают литературному мастерству. Бросить же не хватило ни воли, ни силы, и оклеймила меня журналистика, как в древности клеймили рабов.

– Так-так! – послышалось впереди нас. – Так-так!

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.