Елена Алексеева - Матильда танцует для N…

– «Эта кружка, судя по ее виду, едва ли не старше вас. Дома вы, верно, не стали бы из такой пить… – заговорив с нею, Николай Александрович все равно, казалось, думал о своем. – Меж тем, представьте, у нас в полковом собрании кружки в точности похожи на ваши… – он усмехнулся. – Вообще, я заметил, что казенная посуда отчего-то везде одинакова – ну, или почти одинакова… непонятно вот только почему». – Он замолчал и с улыбкой оглядел стол. Взял в руки такую же тяжелую, слегка оббитую по краям кружку (на ней изображены были все те же два зайчика) и с веселым равнодушием рассматривал. (Один из зайчиков сидел, прижавши уши, другой, косясь на первого, столбиком стоял рядом). Матильда отметила, что пальцы у наследника тонкие, – при этом по-мужски сильные, с чистыми розовыми ногтями, а сами ногти красивой овальной формы, аккуратно подстриженные.

– «Настоящий принц! – чтобы взгляд не выдал ее мыслей, она отвела глаза. – Да! Дома мы и правда из таких не пьем. А эти кружки… они как раритет. Не дай Бог разбить, – даже нечаянно. Мы должны их беречь (она шутливо прижала кружку к груди), как вы изволили заметить, сохранять для будущих поколений! Чтобы как эстафету передать потом тем, кто придет после нас».

– «Кружка-эстафета… для всего балета», – сказал он.

Она засмеялась и постукивая пальцем по донышку, вновь с притворным вниманием рассматривала синих зайцев, гладила их мизинчиком.

– «Может быть, из этой кружки пила сама знаменитая Истомина… Она ведь тоже у нас училась. Мы ее называем Дунечка. Ведь, вы, ваше императорское высочество, слышали о балерине Истоминой? О ней еще Пушкин писал».

– «И верно уж она была похожа на вас, такая же хорошенькая», – заметил наследник, искоса на нее взглянув.

Она, словно бы ожидая от него этого предсказуемого комплимента, торжествующе улыбнулась. Все-таки ужасно приятно услышать от наследника престола, что ты хорошенькая. В этот момент кружка выскользнула у нее из пальцев. – «Ой! – барышня ловко поймала кружку в подол голубой шелковой юбки и засмеялась – на этот раз смущенно. Наследник спокойно поднял брови.

– «Какая замечательно быстрая реакция… вполне балетная. Все-таки, хорошо, что кружка была пустая, – он озабоченно почесал бровь, – а если бы не дай Бог с горячим чаем…» – его синие глаза по-прежнему смеялись.

– «Да, – приняв серьезный смирный вид, Матильда покивала, – вот именно, слава Богу! верно уж сам Господь распорядился так, чтобы этот праздник не был для меня испорчен».

Она осмелилась и взглянула ему прямо в глаза. И верно ведь, необыкновенные!.. Редкостная голубизна этих глаз напомнила ей тот чистой воды голубой топаз, что оправленным в золото носила на безымянном пальце мать. (Сколько себя помнила, с раннего детства Матильда любила рассматривать этот камень, казавшийся ей голубоватым кусочком льда). Потакая просьбе маленькой дочери, мать растопыривала тонкие пальцы и осторожно стаскивала, словно бы свинчивала с безымянного перстень. Подышав на камень, она терла кольцо о рукав и опускала в подставленную маленькую ладошку.

– «Из-за таких вот топазовых глаз и сходят с ума барышни… любая из наших так и сделала бы, появись у нее хоть маленькая надежда». – Она с сожалением отвела взгляд от лица наследника. Рассматривать и дальше в упор его императорское высочество было бы уже просто неприлично.

– «Вот что я хотел предложить вам, mademoiselle Кшесинская… mademoiselle Матильда, – тут же поправился наследник, – если вы, конечно, позволите вас так называть».

Она быстро и радостно закивала.

– «Конечно! – Она вскинула на него глаза. – Считайте, что уже позволила. Мне очень приятно, что вы называете меня по имени».

– «Тогда… давайте отведаем что-нибудь из этих многочисленных яств. Не хотите ли пирожок, – вон тот, круглый? По-моему, выглядит заманчиво», – глазами он указал на блюдо, стоящее от него по правую руку. Кшесинская растерянно взглянула и, мотая головой, энергично принялась отказываться.

– «Нет-нет, благодарю, ваше императорское высочество, – она сглотнула и отчего-то вдруг смутилась, – мне совсем не хочется есть, правда! Вообще… как-то не до еды сегодня».

– «Что ж, вас вполне можно понять… думаю, вы изрядно переволновались.

И вдруг он засомневался.

– Или вы хотели бы, но не можете из-за наложенных на вас ограничений?»

– «Нет, что вы! как раз сегодня нам можно, – она засмеялась. – Я, наверно, и впрямь сильно переволновалась, оттого и есть не хочется».

– «Понимаю, – он беззаботно кивнул, – а я, знаете ли, зверски проголодался. Целый день в полку, – то одно, то другое… и все как водится самое главное, все нужно успеть… – указательным пальцем он попилил кончик носа и доверительно на нее взглянул. – Пришлось спешить. Едва успел переодеться. И обед пропустил, – он махнул рукой, – да и позже не удалось перекусить. Что ж, решительно вы отказываетесь?.. Вы позволите?»

– «Конечно, конечно!.. Я виновата, простите, ваше императорское высочество!.. – спохватилась она, – ведь это я должна была вас угощать… как нашего высочайшего гостя», – ей было приятно, что он подробно рассказал ей про свою занятость, про распорядок своего дня.

Николай Александрович подцепил на серебряную лопатку пирожок и, вопросительно улыбаясь, с предлагающим кивком, взглянул. Матильда отрицательно покрутила головой и чтобы поддержать компанию взяла из вазы яблоко. Осторожно откусила и задумчиво жевала, не чувствуя ни вкуса, ни запаха. Вздохнув, она отложила яблоко в сторону, салфеткой обтерла пальцы.

– «Наследник престола, принц – и вот так, запросто, ест самые обыкновенные пирожки в нашей обыкновенной столовой… пьет чай из наших неказистых, с оббитым краем, кружек… разве такое возможно?!»

Весь вечер они просидели рядом, чувствуя живое тепло друг друга. Несколько раз сталкивались руками, и этим особенно была взволнована впечатлительная Матильда. Ее оголенное плечо наливалось жаром от соприкосновения с теплом соседствующего рукава (шерстяная ткань, казалось, была заряжена летучим легким электричеством). Ей хотелось, чтобы этот вечер не кончался никогда, – хотелось, чтобы наследник всегда вот так же сидел с ней рядом, и чтобы так же мило и чудно они беседовали.

– «И нечего мне перед собою притворяться, – прекрасно ведь знаю, что с самой первой минуты я в него влюбилась, потеряла голову… Господи, да ведь это и есть любовь с первого взгляда! Ну, почему, почему он такой прекрасный? И никто кроме него мне теперь не нужен. Как будто только его ждала я всегда».

Ей хотелось без конца смотреть в эти голубые глаза, – порой усмехавшиеся, порой равнодушные или вопрошающие и в то же время такие доверчивые, открытые, иногда странно грустные…