Елена Алексеева - Матильда танцует для N…

Матильда вскочила.

– «Кто он и кто я!.. Ф-ф-ф! – Она вскинула глаза и возмущенно всплеснув руками, хлопнула в ладоши у себя перед носом. – Во-первых, позволь тебе напомнить, что всю жизнь с самого детства мы только и слышим, что происходим из графского рода Красинских! разве не так? Папа ведь всегда особо настаивал на нашем графском происхождении.

Она оглядела стоявший в углу ветвистый фикус (тот, казалось, внимательно слушал: крупные кожистые листья были похожи на раскинутые в удивлении ладони).

– Между прочим, Государь сам познакомил меня с наследником. И еще предупредил, чтобы мы не слишком флиртовали! Получается, что… если не слишком, то можно! ну, флиртовать, – она засмеялась и мельком взглянула на сестру, – и знаешь, мне показалось, что Государь вовсе даже не против чтобы мы…» – она невольно прыснула и покосилась на сестру. (Тут уж даже фикус всплеснул руками-ветками, видимо, не одобрив столь смелого предположения).

Сестра с обреченным видом вздохнула.

– «Ей кажется! Да чего уж там, – и не кажется вовсе! Конечно же, Государь не против. – Она язвительно усмехнулась, – ты сама-то поняла, что сказала? Государь император, по-твоему, выступает в роли… свата? Конечно, а как же! Его величество ночей не спит, все думает: вот славно, если бы мой старший сын влюбился в Мальку Кшесинскую! Ту, из Театрального училища. Невеста прекрасная для нас во всех отношениях! А какая императрица из нее получится! – Юля засмеялась. – Малька, Малька… выброси из головы эти свои мечты о принцах. Его императорское высочество – и… вдруг ты! С какой стати? Абсурд. Нонсенс».

– «Какая же ты скучная, Юля! И все-то у тебя невозможно, и все-то «выброси из головы». И вечные эти твои абсурд и нонсенс, – она подошла к окну и, повиснув на подоконнике, оглядела пылавшие закатным солнцем стекла дома напротив. – Ну, так слушай: или я умру… умру без него, – или… он будет моим. А он будет моим непременно, – решение принято.

Юля наклонила голову, пряча улыбку.

– Смеешься? пожалуйста, смейся сколько угодно, только знай, что на этот счет у меня есть свой закон, который работает безотказно».

– «Какой же?»

– «Сейчас поймешь, – младшая отошла в угол и покосилась на сестру, – вот ты меня теперь видишь? Не смотри, не смотри, – только в зеркало! В зеркале ты меня не видишь, – и точно так же не вижу тебя я. – Она, крадучись, пошла вдоль стены. – А теперь? Не на меня, не на меня, – ты в зеркало смотри! Что ж, видишь?»

Сестра засмеялась. – «Ну… теперь вижу! Половину носа, половину рта и один глаз».

– «Во-от! – младшая подняла палец вверх. – И ровно настолько же вижу тебя я. Это и есть закон зеркала. И если мне, например, нравится человек, то я уверена, что так же нравлюсь ему и я, – по закону зеркала. И пусть он будет самый красивый, самый недоступный, пусть он даже будет женат, пусть возле него вьется хоть десяток красавиц! Пусть он будет принцем и королевичем, и царевичем, – да ради Бога, что из того. Только уж если я в него влюбилась, значит, точно так же влюбится в меня он! Я даже не понимаю, как это у меня получается. Но другие варианты исключены, – такой закон. И потом… еще веселее завоевать того, кто недоступен».

– «О да», – безмятежно подтвердила сестра.

Матильда уселась на подоконнике, болтая ногами.

– «Вот ты помнишь того англичанина? Ну, который влюбился в меня летом в имении? Ну, когда я была еще ма-аленькая? – нетерпеливо уточняла она, стуча по стене каблучком туфли. И вдруг изумленно всплеснула руками. – Послушай, Юля, а ведь я даже имя его забыла…»

Юля, как раз, хорошо помнила ту давнюю, не слишком красивую, довольно странную историю. Четырнадцатилетняя тогда Матильда (резвый и несмотря на ежедневные хореографические упражнения довольно угловатый, нескладный, с длинными руками, подросток), замыслив взбалмошную детскую интригу, с необъяснимым упрямством ее затем осуществила. То есть, влюбила в себя молодого англичанина, гостившего в соседнем имении.

Впрочем, вспомнила все и сама Матильда.

…Случилось все в разгар лета. Она давно уж заприметила красивого долговязого молодого человека, едва ли не каждый день промахивавшего мимо их окон на стрекочущем велосипеде. (Комната Малечки была на втором этаже, и окрестности просматривались из окна так же подробно, как, например, сцена из ближней ложи).

Вскоре Феликс Иванович с дочерью встретили того велосипедиста на соседней улице, – он весело катил прямо на них по гладкой глинисто-розовой тропинке. Учтиво пропуская отца и дочь, молодой человек соскочил с велосипеда в пыльную теплую траву, – из-под его светлых башмаков, застрекотав, выстрелили несколько кузнечиков и лениво вспорхнула белая бабочка-капустница. Придерживая веломашину за руль, молодой человек вежливо поклонился. От тропинки шел полуденный жар. Феликс Иванович приветственно приподнял шляпу и, обмахнувшись ею, с улыбкой проговорил: «Уф, ну и жара сегодня! How do you do, Чарльз! Вы незнакомы, – вот, прошу любить и жаловать: моя дочь Матильда… Матильда-Мария, – и с улыбкой прибавил: Кшесинская, разумеется».

Англичанин (в полный рост он казался еще выше) с серьезным видом опять поклонился, – теперь уже дочке.

– «Очьен… приятное знакомство. Мое имя есть Чарльз Макферсон», – взглянув на барышню, велосипедист доброжелательно улыбнулся. В ответ Матильдочка присела в книксене и решительным жестом балетной принцессы протянула свою детскую, сплошь в комариных укусах, загорелую ручку. Молодой человек, склонившись, осторожно пожал розовые пальчики и все с тою же благожелательной улыбкой учтиво спросил: «Вы, вероятно, изучаетесь гимназиа, Мария… не так ли?» – Она опять прыснула и закусив губу, взглянула на него исподлобья.

– «Совсем даже не так ли! И никакая я не Мария! Вообще никто меня так не называет! Я привыкла, чтобы меня звали Маля. Ма-ля, – по слогам повторила она, и в ее играющих желудевых глазах замелькали насмешливые искры. – И я изучаюсь не в гимназии, а в Театральном училище», – она вновь покатилась.

– «Маля!..» – отец укоризненно качнул головой, слегка развел руками и улыбнулся Чарльзу, словно бы извиняясь за шаловливый характер своей дочки.

– «О! – удивился молодой джентльмен, – вы мечтала быть актриса?»

– «Собирается стать артисткой балета. Она у нас обучается хореографии», – четко произнося слова, как всегда делают русские, разговаривая с иностранцами, объяснил молодому джентльмену Феликс Иванович и потрепал дочь по волосам.

– «Очень интересно… балет», – удивленно и одновременно одобрительно проговорил англичанин, бросив быстрый взгляд на крепкие, в белых носочках, в парусиновых туфельках ножки барышни (бывшие почти полностью на виду по причине по-детски еще короткого платьица).