Митя Кокорин - И.Н.Г.А.

Живо в шлюпку, шлюшки!

МИША

(продолжает, не обращая внимания)

А ты мечешься, одну, другую —

А чего с ними делать? Чего им надо?

А главное – тебе чего надо?

ПЛАТОН

(наливая следующую)

Да всем им одного надо…

СЕРГЕЙ

Хера!

МИША

Сережиного.

ПЛАТОН

Детей наплодить и мозг мне высосать.

Нахер, я его на благо искусства

лучше направлю.

СЕРГЕЙ

Хер только направлять не разучись.

ПЛАТОН

(выпивает)

С этим, Сережа, порядок.

СЕРГЕЙ

Ну давай тогда я пойду завтра

баб по деревне собирать,

а ты за мной – впечатления

для кино своего.

ПЛАТОН

Я, Сережа, порнухой не занимаюсь.

И свадьбами. Потому что одно и то же.

У меня сценарий чуть выше уровнем,

чем твои походы с хером навыворот, извини.

РОМА

Уже и сценарий имеется?

ПЛАТОН

В процессе. Вот прямо сейчас.

Я же затем и приехал. Жизнь,

господа гусары, – уже готовый сценарий.

Но только не твоя, Сережа.

От: совкоорд@кабмин.рф

Кому: 44@кабмин.рф

Тема: митинг

Семен Степанович, агитмобили у нас запущены, все в порядке? Через недельку – другую митинг, даты согласовываем, нужно будет оперативно выгнать пару автобусов – людей собрать с вашего участка – подготовьтесь заранее, пожалуйста.

С уважением,

Координационный Совет Управления Делами Президента.

Вывалившись из тесной каморки продуктового, Платон сощурился на сентябрьское солнце, и лёгкая улыбка сама собой заиграла на его опухшем лице. Местная природа благоволила гостям из столицы, несмотря на непропорциональное смешивание напитков накануне. Более благосклонным могло быть только содержимое пакета, которым позвякивал Миша, пока шатаясь, выползал из магазина вслед за другом. Платон оценивающе оглядел содержимое.

– Твою мать, водку-то зачем?

Миша беспомощно развёл руками и обвиняюще указал на Сергея.

– Это местная, Платош, тебе для ассимлиль… ассиму. Фолклор короче, – Сергей вырулил из магазина с уверенностью ледокола, выхватил на ходу бутылку пива и поплыл, поднимая пыль с главной улицы. – Вперёд, к божественной свежести! Миша. Куда?

Миша молча встал во главу процессии и повёл страждущий народ к местам обетованным.

Воскресный день опустошил деревенские улицы, лишь одинокая «буханка» привалилась к обочине и с шипением вещала звонким молодым голосом из закреплённого на крыше мегафона:

– Юровчане! Время знать правду! Какой должна быть реальная зарплата в селе! Сколько денег забирает себе областной гегемон! Все печатные материалы мы раздаём бесплатно! Вместе вернём деревню в руки исконного владельца – народа!

Всю боковую поверхность автомобиля покрывало изображене лидера оппозиции с объемным слоганом: «ГРИГОРИЙ ВОЛЬНЫЙ: ВАС НАЕБЫВАЮТ!» За этой красочной вывеской и скрывался обладатель тщедушного голоса.

Похмельные москвичи поморщились от режущего тембра громкоговорителя. В голове Платона быстро вырисовался образ невидимого агитатора: около двадцати, курчавые непослушные волосы, жидкая витиеватая щетина на той стадии роста, которая уже никогда не добавит мужественности, не будучи сбритой несколько раз, но ещё подающая остатки надежд на привлечение противоположного пола, и этот голос, с надрывом выдавливаемый из сухого тельца с тем же, в общем-то, расчётом… Платон вновь задумался о метафизике творческого процесса: в каком-то смысле, он постоянно делает с собой то же самое, только вместо волос и визга выдаёт наружу очередного персонажа с теми чертами, от которых подсознательно уже давно хочет избавиться, но который сможет покинуть его только по завершении задуманного произведения. Этим символическим – а зачастую вполне реальным – избавлением от внутреннего дерьма под прикрытием искусства, пожалуй, можно было бы охарактеризовать любого творца. Возможно, этим же обуславливалось обращение большинства русских писателей к чернухе чавкающей родной земли напрямую – от невыносимого стремления к правде и сокращению всех интеллектуальных излишеств до простых истин. Именно этой особенности творческой Руси Платон собирался противопоставить созревающее в нём кинополотно: пока слабо, но он уже представлял, как исконно русская чернь содержания может быть оттенена высокотехнологичной формой западного подхода к производству, как они сойдутся в неравной битве в голове зрителя, результат которой будет зависеть только от смотрящего. Где-то глубоко внутри, незаметно для себя он улыбнулся этой идее – пока ещё незаслуженно, но ему уже нравилось причислять себя к сонму творящих нечто новое в головах потребляющего большинства. С другой стороны, к этой же когорте избранных можно было отнести и Григория Вольного, чей верещащий в мегафон соратник и породил в Платоне всю эту цепочку самолюбования. От этой идеи вдруг стало нестерпимо грустно, и ему пришлось вернуться в реальность, где компания уже вплотную приближалась к цели похода.

– Добро пожаловать на прокоп! – Миша со звоном бросил пакет в песок и начал стягивать с себя футболку.

Жадно высасывая содержимое пивных бутылок под последними темлыми лучами в году, остальные последовали его примеру.

Искусственная заводь была метров семи в диаметре, на противоположном берегу искрил песчаный откос, над которым скрючилось одинокое сухое дерево, вновь напомнившее Платону фигуру и психологический портрет невидимого деревенского глашатая оппозиционных идей.

– Там я построю свой бордель! – отбросив опустевшую, Сергей выхватил закупоренную бутылку из пакета и в два прыжка оказался в воде.

Через секунду он вынырнул и матерясь, отплевываясь и рыча устремился к противоположному берегу, держа бутылку над головой как флагманское знамя. Миша, неуклюже пошатываясь, присоединился к заплыву. Вскоре они уже выкарабкивались на тёплый песок откоса, пропитывая его ручьями стекающей с них воды. Платон нехотя стягивал с себя штаны, предвкушая неприятное соприкосновение с недружелюбной ледяной субстанцией. Рома неожиданно сорвал с себя вообще всё, бросил трусы через плечо и, сверкая белыми ягодицами, с монотонным криком вошел в воду. Сей богатырский поступок внезапно так воодушевил Платона, что волевым усилием он отключил всякие мысли и в мгновение телепортировался на противоположный берег, только там обратив внимание, что в самозабвенном порыве также оставил трусы в прошлом. Колотясь мелкой дрожью, он растянулся на песке рядом с остальными, стараясь не попадать в тень сутулого дерева.

НАТ. БЕРЕГ ПРОКОПА. ДЕНЬ.

4 тела лежат на спинах, камера медленно поднимается от них вертикально вверх, открывая окружающее пространство: поле, протекающую мимо местную речку, проселочную дорогу. Голоса героев заглушаются звуками окружающей природы.