Эдуард Эстерис - Тень безымянного

Посереди гнилой зимы,
На мокрой набережной темной,
Где морду солнцем не умыть,
Уселся Сфинкс как пес бездомный.

Тысячелетия прошли,
Забыта древняя загадка,
Здесь, на другом краю Земли
Ему сидеть совсем не сладко.

Снег трогает бесстрастный лик
И, кажется, что он привык,
Хоть кубок тайн веками выпит.

Но лучше пленника не зли,
Хоть сердца он не веселит,
И непрозрачен, как Египет.

Зеленоглазая, зачем таращишься,
На солнце выбравшись из душных трав?
Тварь тонкокожая, всего лишь ящерка,
Без яда смертного, чтоб покарать.

Погреться вылезла, хвост ломкий выставив,
Чешуйки светятся, как изумруд,
Ты слишком мелкая, чтоб встать под выстрелы,
Тебе ли в крупную влезать игру?

Жизнь топчет, походя, твой луг аляпистый,
По бабьей слабости любой прощен,
А сердце жалобно частит под платьицем,
И очень хочется пожить еще.

Подлатал он латы,
Медный шлем почистил:
– Жизнь, почто подла ты?
Падаем, как листья
В день осенний хмурый,
Серый и короткий.
Продырявят шкуру —
Улыбайся кротко.
Бьют – терпи и помни,
Люди – просто люди,
Словно глины комья,
Им ли знать, что будет?
И поговоривши
С верным Россинатом
Позабыл он вирши,
Надевая латы.
Едет еле-еле,
А вдали синеет,
Словно прыщ на теле,
Замок Дульсинеи.

Мох сползает на землю со старого пня,
Ручеек из-под корня струится,
Подожди торопить по тропинке коня,
Не спугни недовольную птицу.

Хриплый клекот меж темных еловых ветвей,
По доспехам – неверные тени,
И не скажешь «правей», и не двинешь «левей»,
И уже ничего не изменишь.

Победишь, но душа потихоньку умрет,
А вокруг – раболепные лица.
Так скачи через чащу бесстрашно вперед,
Крепкоруко сжимая сулицу.

И не слушай протяжного крика вослед,
Не тебе разбираться в сплетении бед.

Над закатной травой промычал козодой,
Воздух медом густеет, хоть режь его,
Умываюсь огнем, утираюсь водой,
На все стороны кланяюсь вежливо.

Что глядишь на меня, многоглазая тьма,
Что пугаешь, чащоба звериная?
Покарает ли бог недостатком ума,
Если горькую долю отринула?

Или сжалится, даст не попасться в силки?
А родные огни далеки, далеки…

Не входи в этот сумрачный лес,
Там тропинки как змеи ползут.
На осине качается бес,
Утирая скупую слезу.

На опушках дурной бурелом,
Кучи грязного пластика с дач,
Здесь бессмысленно биться со злом,
Сколько златом картину ни лачь.

Он вошел. Ты за ним не спеши.
Пусть вернется тебя отыскать.
Трудно старую рану зашить,
Хоть прощения чаша близка.

Писк синиц будоражит листву,
Сила зла, как и прежде жива.
Помолчу. Подожду. Поживу.
Не на пользу пустые слова.

В деревне объявился молодец,
Солдат бывалый. А какой рассказчик!
Заброшу я за мельницу чепец,
И не беда, что черти в ад потащат.

Прознает муж и поколотит – пусть.
Подумаешь, и раньше попадало.
Молвы дурной и вовсе не боюсь.
Хоть сходу выдает румянец алый.

Две ночки, три, а дальше – не судьба.
Дорога сладких губ моих милее.
Уходит он, а горе мне хлебать.
Но никогда о том не пожалею.

Валяется за мельницей чепец.
Свила гнездо в нем птичка полевая.
У сказки невеселым был конец,
Но я его усердно забываю.

Пахнет духами и чуточку ладаном,

Весь год в привычном одиночестве.
Судьба – ни мужа, ни детей.
А в Новый год надежды хочется,
Снежинкой радостно лететь.

Хоть тело все еще не грузное-
Отяжелевшая душа.
Но есть работа профсоюзная,
Нести подарки малышам.

С ухмылкой трогает прическу ей
Слегка поддатый Дед Мороз,
Костюм наглажен с ретро-блестками,
Улыбка? Нате, не вопрос.

Детишки нынче cтали ушлые.
Им все поведал Интернет,
Подарков ждут, конфеты кушают,
Но знают, Дед Морозов нет.

От дома к дому вечер катится,
Который год, который раз,
И вдруг – малютка в ярком платьице,
Восторг, сиянье детских глаз.

…Со стула синий бархат свесился,
Коса из пакли на полу.
Во сне растет до неба лестница,
Пронзая будничную мглу.

Мерцает вечер новогодия,
Погода – что, погода та еще,
Земля раздета до исподнего,
И смотрит робко, выжидающе.

Вздохнет немного озадаченно,
А ветер в лоно грубо тычется.
Дрожать не надо, новобрачная,
Не только жертва ты, – владычица.

Рожать емель, злодеев, гениев
Тебе по-прежнему положено,
Ты – мать, и суть твоя – терпение,
Хоть нынче выглядишь моложе ты.

И все-таки в сочинении стихо без рифмы
есть какая-то небрежность,
как будто при нарезке салата
сомневаешься: надо ли более тонко или сойдет покрупнее,
тем временем за окном небо синеет,
подкрадывается вечер,
наверное, не надо перечить
своему желанию,
не искать от любви врача,
правы караванщики,
скрашивавшие пением дорогу в барханах…
а… пуcть идут себе дальше
в оазисы благоуханные…
прошли…
песок скрипит на зубах,
вдали замолкает звон колокольца,
палиндромом заплетается страх —
потерять себя,
свивается в кольца
дым отечества, он горчит,
надо ж перебить вкус сладкого,
а вот не отдам никому ключи,
и не грозите мне шоколадкой
умиро-творения,
у мира в горсти
зажата, как волос, с досады выдранный,
а ну, пусти меня… пусти- пусти,
плавать буду, как нахухоль с выдрами,
непроницаемая для воды
блестящая шерсть
и рыбный запах,
а тем временем рассеялся дым,
и новая рыбка в упрямых лапах,
золотая?
Нет, помилуйте,
просто плотвичка.