Анна Динельт - Консервированные дни

Через секунду Tinder сообщил, что у меня есть пара. Завязался традиционный разговор:

«Привет, Анна. Ты откуда?»

«Я из Сибири, Россия. А ты?»

«Из Дрездена. Что делаешь в Тбилиси?»

«Как это, из Дрездена?» – мелькнуло в голове одновременно с осознанием того, что я не дочитала информацию в профиле парня с попугаем: Dresden, Germany, 194 height 6 6 Дрезден, Германия, рост 1 м 94 см. .

Мы прилетели в Тбилиси в один день. Он – по работе, я – в поисках истории. Начало своего пребывания в городе Маттиас решил отметить в баре: «Приходи, это же совсем близко от тебя». На экране моего телефона замигала точка геолокации.

Любопытно, конечно, но ноги были свинцовыми, поколебавшись немного, я написала:

«Нет, я очень устала после перелёта».

«Жаль, конечно, но я могу тебя понять. Делай как удобно».

Мне было непривычно получить такой ответ, он как бы говорил: «Я забочусь о тебе». Обычно мужчины начинают всеми способами упрашивать и настаивать, давить на жалость, взывать к пониманию и сочувствию. Подход немца мне понравился.

Запланированный на утро завтрак с Маттиасом отменился: Мераб устроил мне поездку на Казбек, из которой я вернулась уже поздним вечером c повышенным содержанием кофе и вина в крови и фотографиями снежных вершин в телефоне.

После такого активного отдыха требовались спокойные занятия, поэтому идея пойти 1 мая в архив была встречена мной с радостью.

Настоящим подарком стало утро без звонка будильника. Сидя в плетёном кресле во внутреннем дворике гостиницы, я листала гид, вспоминая места, где уже побывала. Рядом со мной вальяжно развалился рыжий кот. В ответ на приветствие «кыс-кыс» он подошёл и начал тереться о мою ногу. Однако когда я попробовала перейти на новую стадию отношений с полосатым знакомым и погладить его, он беззлобно указал на необходимость сохранения дистанции.

Доверчивые собаки и кошки Тбилиси разительно отличаются от своих настороженных российских собратьев. Они, например, могут устроить сиесту прямо посередине улицы, зная, что не получат пинка от проходящего человека. Первые дни в Грузии я чувствовала себя боязливой сибирской кошкой, тщательно ища подвох во всём, пока не убедилась: не ударят. Город и его люди приручили меня.

Решив, что в моём графике нет режима «с горы и в гору», я сменила наряд туриста на костюм горожанки. Белую широкую юбку и белую же футболку с надписью Hope changes everything 7 7 Надежда меняет всё (англ.). дополнили серебристые кроссовки – в таком виде меня встретил первый майский день.

Посещение Единого центра госуслуг, расположенного в современном здании, напоминающем гигантские грибы, не заняло много времени – мы написали заявление на предоставление данных. Увы, в электронной базе оказались только метрики лютеран, основная же масса информации по 33 церквям Тбилиси начала XX века сохранилась на бумажных носителях. Пришлось отправиться в исторический архив Грузии, начальница которого поедала меня глазами, в них читалось нескрываемое любопытство: видимо, гости из России здесь редки.

Отдав дань прошлому семьи, я погрузилась в настоящее – оно было тёплым, даже жарким, вкусным и неожиданным. В обед мой WhatsApp разорвался от извиняющихся сообщений Маттиаса: в этот раз уже у него случилась чехарда с планами. Затея со встречей начала казаться мне сомнительной. К тому же количество оставшихся дней отпуска таяло на глазах, а неоконченные дела копились: нужно было ещё увидеться с родственниками и друзьями – парень с попугаем стремительно падал в рейтинге моих приоритетов.

Как будто чувствуя смену моего настроения, Маттиас написал: «Давай в 16:00 у надписи I love Tbilisi 8 8 Я люблю Тбилиси (англ.). . Я никак не могу получить ключ в своём отеле, чтобы оставить вещи».

Грустный смайлик в конце сообщения выглядел правдиво, я написала «Окей».

Ни в 16:05, ни в 16:10 гостя из Дрездена не было, зато был увлекательный онлайн о поиске хозяйки его квартиры. Немецкая пунктуальность сломалась о грузинский ресепшен.

А в 16:15 на площади Майдана появился весь 1 метр 94 см извиняющегося Маттиаса. Фотография из Tinder была правдивой, но она не передавала грации моего нового знакомого, в которой было что-то от большого золотистого лабрадора-ретривера. Как ни пытаюсь я сейчас вспомнить первые слова разговора, ничего не выходит. Наверное, это были дежурные приветствия, а возможно, мы и не начинали нашу беседу в тот день.

– Ты точно из России?

– Да, а что?

– Как же каблуки? – Маттиас окинул меня взглядом, остановившись на спортивной обуви.

– Просто не совсем сумасшедшая, хоть и русская.

– Где ты уже была в Тбилиси?

Я перечислила. Список оказался значительным.

– А на фуникулёре каталась?

– Ещё нет.

– Тогда начнём с него, – и мы направились в сторону парка Рике.

По дороге мы не замолкали ни на минуту, не было неловких пауз, мучительного поиска слов и вопросов.

– Так почему ты путешествуешь одна?

– Сложно состыковать планы с друзьями и подгадать свободное время, – ответ мне самой показался вызывающим сомнения, но не рассказывать же всю свою жизнь.

– Что за историю ты здесь ищешь? – в переписке я упомянула про прошлое семьи, которое было связано с Кавказом.

– Мой дед, Георгий, родился в Гяндже, это недалеко отсюда, в Азербайджане. Я всегда считала нас азербайджанскими немцами. Но оказалось, что прабабушка Екатерина из Тбилиси и именно здесь она встретила своего немецкого мужа.

На лице Маттиаса появилась чуть заметная улыбка.

«Это я сейчас сказала?» – пронеслось в голове.

Дальнейшее повествование о переселении семьи в Сибирь вызвало у Маттиаса недоумение:

– Но какое отношение они имели к тем немцам? – спросил он.

Я развела руками. За шесть букв фамилии досталось не только моему прадеду, но даже отцу и мне. Любимым занятием маленьких хулиганов в детском саду, а затем в начальной школе было придумывание обзывалок исходя из железной логики: Белов – будешь «Белым», Сергей – значит, «Серый». Со мной всё было непросто, однако всегда находился изощрённый, но очевидный вариант из фильмов про Великую Отечественную. Правда, к третьему классу, в 1991-м, иметь европейскую фамилию стало даже как-то престижно, и мои страдания остались в прошлом.

Любопытство Маттиаса по поводу моих архивных изысканий имело под собой почву: оказывается, его предки были немецкими колонистами на Украине. В одночасье они лишились всего во время коллективизации. Не дожидаясь трагичного исхода и поняв, что роман длиной в 100 лет со страной, ставшей родной, закончился, семья вернулась в Германию.