Владимир Рунов - Страна отношений. Записки неугомонного

Есть примеры похуже. 13 мая 1905 года Европу оглушила весть, стремительно разлетевшаяся с Лазурного берега. В Каннах, в собственной роскошной вилле с фонтанами и павлинами, покончил с собой крупнейший богач российской империи, сорокатрехлетний Савва Тимофеевич Морозов, промышленник мирового уровня. Ткани производства его фабрик носила половина России, причём сам он был продолжателем делового морозовского рода уже в четвертом поколении.

Ещё на заре девятнадцатого века его дед, тоже Савва и тоже Морозов, крепостной ткач из мастерских Кононова, не без труда выкупился и основал небольшое шёлковое производство, выросшее впоследствии в широко известную компанию «Товарищество Никольской мануфактуры Саввы Морозова, сына и Ко».

Мануфактурой, что переводится с латинского как ручные изготовления (поскольку в годы оные ткани плелись руками), по привычке называлось все, что впоследствии разбрелось на шёлк, ситец, шевиот, бостон, коверкот, пан-бархат, креп-жоржет и даже драп. Гоголевский Акакий Акакиевич как раз из морозовской мануфактуры «строил» свою драгоценную шинель, то есть из ткани тончайшей шерсти, которую уже тогда определяли всем понятным словосочетанием – «морозовское сукно».

Из такого же добротного материала чеховский портной Меркулов, герой рассказа «Капитанский мундир», шил парадные одежды и на Их Превосходительство гофмейстера графа Андрея Семеновича Вонляровского, и на барона Шпуцеля Эдуарда Карлыча, и на консула персидского, и на поручика Зембулатова, и даже на их Благородие, вечно пьяного капитана Урчаева, который «в благодарность» за новый мундир из выборного морозовского сукна, как и положено в угнетаемые времена, огрел бедного Меркулова бильярдным кием по спине.

И вот такой человек, одевавший всю Российскую империю, от гимназистов до членов императорской фамилии, зачем-то полез в петлю. Правда, если разобраться более предметно, то некоторые основания для рокового решения у Саввы Тимофеевича были, поскольку вел он себя не совсем адекватно для предпринимателя такого масштаба, вольнодумствовал, дружил с марксистами, более того, помогал им крупными суммами.

Он вообще был человеком широкой души, к тому же прекрасно образованным. Закончил с отличием Московский университет по химическому факультету, был бесконечно влюблен в театр, особенно Московский Художественный. Знаменитое по сию пору здание в Камергерском переулке куплено им, удобно перестроено и подарено МХАТу. Можно с уверенностью сказать, что без морозовских денег театральный эксперимент Станиславского и Немировича-Данченко остался бы теоретической мечтой, а Малый театр, как утверждают специалисты, «не открылся бы, а если бы открылся, то никогда бы не выжил».

Правда, существует современная и, как считается, более уточненная версия, чем просто бескорыстное меценатство. Оказывается, щедрость крупнейшего русского богача имеет более романтичное объяснение, чем стремление к политическому переустройству России под руководством Ульянова-Ленина, как впоследствии трактовалось в советской прессе.

Савва Тимофеевич бесконечно был влюблен в актрису Малого театра Марию Андрееву, которую Владимир Ильич Ленин почему-то называл «товарищ Феномен». А Ленин просто так ничего не говорил, а уж тем более не делал, во все вкладывал глубокий смысловой подтекст. Так вот, сегодня существует мнение, что роман с Морозовым был партийным заданием искусительной Маши, с которым она успешно справилась и «раскрутила» потерявшего голову миллионера, как бы сказали нынче, на «самашедшие бабки».

Можно себе представить, что почувствовал влюбленный Савва, узнав вдруг, что очаровательная Машенька талантливо играет не только на сцене, в частности, в пьесе Горького «На дне», но и в жизни, и между пылкими уверениями в вечной верности ему регулярно спит с «великим пролетарским писателем». А тот тоже, гусь славный, при встречах с меценатом всегда душевно тряс руку.

– Голубчик вы наш, – рокотал в прокуренные усы, – где найти слова признания за ваше доброе и чистое сердце?!

От степени такого цинизма повеситься, конечно, можно, особенно столь тонкому и увлеченному человеку как Савва Морозов. Но в последнее время появилась и другая версия этой истории. Будто Савву, выдурив у него под «Машку» стотысячный транш на поддержку бомбистов, угробил Леонид Красин (в довоенное советское время широко известный как ледокол), большевик с подпольным стажем, боевик, которому кого-то прикончить, что в табакерку чихнуть.

Но лично я думаю, это плетут со зла к большевизму вообще, а к Красину в частности. Вон недавно новый ледокол, опять его имени, снова вызволял из ледового плена в Охотском море какие-то зазевавшиеся суда.

История с Андреевой просто стала последней каплей в этом «сучьем» мире, где нет, не было и не будет ничего святого, – сломался Савва!

А Андреева с Горьким после этой трагедии с комфортом покатили по Европе, потом первоклассной пароходной каютой – в США (не исключено, что на деньги того же Морозова). Цель – вроде политическая иммиграция, но много позже, сразу после смерти Горького, большевики признались, что Марию Андрееву Ленин не зря называл «Феноменом» – под этой кличкой она числилась в агентурном досье и, как утверждает БСЭ (Большая советская энциклопедия), «по поручению ЦК ВКП (б) сопровождала Горького для сбора средств революционному подполью».

Маша вообще была личностью весьма затуманенной. Никто толком и не знал, например, какая у неё настоящая фамилия – то ли Андреева, то ли Юрковская, то ли Желебужская? Если в США она прибыла секретарем и помощником Алексея Максимовича, то уезжала уже в качестве жены. В такой роли она потом осела рядом с Горьким на острове Капри, где супруги прожили несколько плодотворных лет. Жили бы припеваючи дальше, да Ленин, специально приехав на Капри, не позволил…

Там, на лучезарном острове, Мария Федоровна старалась забыть грустную историю с Морозовым, да и другие подобные истории, которых у неё, видимо, было немало. Но когда потребовалось, ей напомнили, кто она такая есть, – словом «Феномен».

Поэтому последняя «грусть» уже связана с самим Алексеем Максимовичем. Однажды, уже в разгар торжества советской власти, захворавшего писателя навестили Сталин с Молотовым. Зная слабость Горького к сладкому, привезли в подарок красиво оформленную коробку шоколадных конфет отечественного производства, кстати, той самой фабрики, перед окнами которой неутомимый Зураб водрузил впоследствии в качестве корабельного паруса фигуру медного Петра, как известно, предпочитавшего горькое сладкому…

Вообще, в сталинских зловещих технологиях коробки шоколадных конфет играли не последнюю роль. Через два года после смерти Горького именно вождь посоветовал Павлу Судоплатову, известному деятелю советской разведки, использовать коробку конфет для ликвидации Коновальца, ненавидимого большевиками лидера украинских националистов (Коновалец, на беду, тоже любил шоколадные сладости).