Светослов - Книжные дети

– По такому случаю не мешало бы повторить двойной кофе с сэндвичем!

– Да, Инесса Петровна, будьте любезны, – и нам тоже – такой же двойной, – с изысканной вежливостью поддержал его Вольнов.

– Сейчас сделаем, – ответила Инесса Петровна.

Она достала свой мобильный телефон и, набрав номер, произнесла:

– Лола, будь любезна – нам в первый мужской сектор повтор: кофе и сэндвичи, – на всех.

А в женском секторе отдыха тоже было не скучно. Этот комфортабельный «дрим-салон» представлял собой уютную просторную комнату, стилизованную под Барокко, с шикарными кроватями и трельяжами по углам; пол был устлан мягким паласом, а на стенах высились массивные светильники-канделябры.

Сервировочные столики с опорожнённой посудой были сдвинуты в сторону. Бодрствующие затворницы уже покончили с завтраком и предавались безмятежным разговорам и веселящим каламбурам. Одна из этих очаровательниц – молодая экстравагантно-пленительная особа с большими интригующими глазами и манерами актрисы завершала свой утренний туалет перед трельяжем и непринуждённо лепетала:

– Как хочется быть упрямой и вольной… И любимой…

– Кто ж не даëт? Будь, – весело поддерживала её подруга – солидная мадам с непрошибаемым взглядом и стильной причëской, заглаживая свой макияж.

– Сегодня у меня – киносъëмка, вот я и отличусь… – продолжала актриса, разметав по плечам волны дивных волос.

– Только не отлети… – иронично вторила подруга.

– Не отлечу. Голова – на месте. И с конституцией всë в порядке, – продолжала собеседница, распахивая халат и глядя на себя в зеркало. – А всё остальное приложится…

– Приложится и умножится, – поддерживала напарница.

– Кем я была в благом порыве, когда ты в душу мне вошëл… – лепетала актриса перед зеркалом, то прищуривая, то расширяя свои пленительные глаза.

– Больше трепета в голосе, – глубже, чтоб душа звенела, – наставляла еë патронесса, оправляя своë шикарное платье. – Чтоб дрожь пошла по всем суставам!.. И озарилось всë вокруг… Во!.. Ты же Светлана, – ты светиться должна!

– Жанна, ну я же ещë – в неглиже, – игриво оправдывалась актриса Светлана.

– Ничего Светик, скоро мы им всем нос утрëм, – подбадривала еë Жанна.

– Неоспоримо, как возглас Кассандры, – заключила Светлана.

Их разговор смешивался с голосами подруг.

– Люся, и как ты умудряешься так успевать? – протяжно говорила остроносая типажная особа с короткой стрижкой и интеллектуально-озабоченным взглядом.

– Главное, Викуля, – волю к жизни иметь, как учат великие, – отвечала ей Люся – вольноглазая обворожительная шатенка в роскошном длинном халате, с изяществом приводя в порядок свой маникюр. – А жизнь требует жертвы. Вот я и жертвую… Ну а специфика работы – у каждого своя. А коли назвался груздем – так и полезай в кузовок. И нечего пенять на судьбу.

– Да, красиво жить не запретишь… И как ты не устаëшь… по нескольку человек за день… – растерянно говорила Викуля.

– Ох… – вздохнула Люся. – Сама не знаю… Вот ты на своëм телевидении сколько человек «обрабатываешь»?

– Ну, ты сравнила. Это же телевидение, официальная структура. И потóм…

– И потóм – необходимо знать, что завтра придëт оно!

– Что оно?

– Счастье! – заключила Люся, посмотрев в глаза Викуле, и убрала маникюрную пилку.

На соседней кровати две трепетные подруги допивали кофе и делились своими проблемами и чаяниями. Одна другую успокаивала:

– Да не переживай ты, Любушка. Всë образумится – образуется. Это я тебе как экстрасенс говорю.

– Да что там, – отчаянно отвечала ей Любушка. – Я же знаю себе цену… Эх, Лиличка, мы всë долдоним о высоких материях, а настоящего – живого не замечаем… Да я могу Дездемону без слов сыграть. Могу на голове стоять. Я пять лет в балете отработала. У меня пластика – будь здоров. Смотри!..

И она продемонстрировала в эксцентричном скольжении своей пластичной руки плавное и вольное движение крыла. Создавалось впечатление, что рука не имеет кости…

– Да… Здóрово, – восхищенно промолвила Лиля, медитативно глядя на виртуозную руку статистки.

Тут вмешалась сидевшая перед трельяжем актриса Светлана, азартно выпалив:

– Так; по-моему, все уже в форме, все подогрелись. Сейчас «Клиникович» придëт – мы ему интермедию закатим!..

В еë глазах вспыхнули озорные искры. Она весело встала, сделала лёгкий оборот вокруг себя и приняла позу Фемиды… Все зааплодировали, что было заслуженно.

– С тобой не соскучишься! – воскликнула повеселевшая статистка Люба.

И тут раздался стук в дверь…

Светлана, стоявшая всё в той же державной позе, властно произнесла:

– Войдите!

Дверь осторожно открылась, и на пороге возник приземистый невзрачный мужчина средних лет в очках, коротко постриженный, с отличительным знáком «Ж.С.О.» на лацкане пиджака, этакий «хомяк-ботаник» с программой системного соглядатая. Это был патрон и куратор женского сектора – Аристарх Наумович Сланцев. Он прикрыл за собой дверь, несколько замявшись, поправил очки и хотел было что-то сказать, но его опередила актриса, стоявшая напротив. Не меняя своей неприступной позы, она изящным движением сбросила с себя халат и вдруг вся преобразилась: драматически глядя в очки Аристарху, она возвышенно заголосила:

По мере причитания она, воздев длани, почти вплотную приблизилась к Наумычу, затем привстала на цыпочки, манерно раскинув руки, и тут же прижалась всем своим обнажённым телом к остолбеневшему куратору женского сектора, жеманно заключив его в объятья и ностальгически закатив глаза.

– Стеклова, прекрати этот фарс, – сконфуженно произнёс Аристарх Наумович.

Светлана резко отшатнулась от него:

– Фу, как скушно. Я дух Полония здесь чую… Нет, вы – не Орфей; вы – Казимир Клиникович. И вообще, не бывать вам в Афинах…

Она быстро набросила на себя халат и, перетянувшись поясом, приняла теперь образ Немезиды.

С еë уст слетела тирада:

Аристарх Наумович пришёл в полное замешательство. Он стоял как в воду опущенный. И тут он решил выкрутиться из своего дурацкого и шаткого положения и пойти на попятную, дабы, снискав благоволение в лице восставшего матриархата, найти общий язык с прекрасным полом; и он заискивающе вымолвил:

– Прекрасные стихи… Это кто? Шекспир?..