Ольга Григорьевская - Остров Ржевский

Посмотрел еще раз на девчонку: короткие волосы лезут в глаза, тощая, а грудь, однако, на месте. Как им так удается, кожа да кости, а грудь хорошенькая, полная. У Ани тоже большая грудь, мягкая и упругая, с сосками цвета верескового меда… Девчонка продолжала возиться, я привстал, помог ей спустить с меня брюки и трусы. Она наклонила голову, но я сначала поймал ее за подбородок двумя пальцами, поднял лицо на свет.

– Эй, – улыбнулся по-доброму, – привет.

8

Несколько недель пронеслись как в тумане. Я ходил в офис, в суд, но ограничивался лишь механической работой – распечатать документ, подписать, заверить; протереть пыль в кабинете, полить цветы. Иногда пытался читать материалы дела, но в голове ничего не оставалось от прочитанного, только томительный шум. Выходил за кофе в полдень, бродил по парку, пока мамаши, выгуливавшие детей, не начинали подозрительно коситься на бесцельно шатающегося со стеклянными глазами мужчину. Иногда, присев на скамейку, крошил голубям остатки своего обеда. Хоть какое-то развлечение.

Чем безнадежнее становилось мое положение, тем меньше я мог контролировать себя. С приближением свадьбы Анны мыслительный коридор мой сузился до желания увидеть ее, хотя бы просто увидеть. Новости о подготовке к бракосочетанию мне подробно докладывал Дугин, который после памятного вечера за картами вдруг завел не дружбу, но приятельство с Богомоловым. Поначалу я отказался слушать, и Дугин пожал плечами равнодушно: не хочешь – не надо, но выдержки моей хватило на три дня, в конце концов я позвонил Михаилу и предложил встретиться за ужином, и ужин был лишь предлогом.

Богомолов не скупился на детали в рассказах о предстоящем торжестве и на саму свадьбу не поскупился также. Платье Ане шили по лекалам модного дома, пригласили около сотни гостей, зал заказали в самом дорогом ресторане города. Меня интересовало все: от меню банкета до списка приглашенных, музыки для танца новобрачных, дизайна колец… Поразительно, но Дугин умел раздобыть любые подробности; иногда прямо при мне звонил Богомолову под благовидным предлогом и как бы невзначай уточнял интересовавшую меня деталь. Как это было мелочно, скользко, гадко, не по-мужски. Но я не мог удержаться.

Мало-помалу наше общение с Дугиным свелось к ужинам, чаще всего у него дома, с разговорами о моей несчастной любви, в которых, как иногда казалось, я был единственным активным участником. Впрочем, время от времени Михаил пытался приободрить меня чем-то вроде:

– Может, тебе закрутить с кем-нибудь? Нет ли симпатичной бабы на примете?

На что я отвечал:

– Пробовал уже. Не помогает.

– Плохо пробовал. Не старался. А ты постарайся, Гриша, ты постарайся. Клин клином.

Я качал головой обреченно:

– Ведь ты никогда никого не любил, Дугин, правда же?

– Хм. А ты любил? Любишь свою Аню? – допрашивал он.

– Да. Наверное. Люблю.

– Еще вчера говорил, что сам не знаешь, что у тебя к ней.

– Ах, Дугин, – я закрыл глаза и закинул руки за голову. Он подвинул ко мне через стол бокал виски. – Не спрашивай меня, я ничего не знаю. Кажется, моя голова сейчас лопнет, и мозг разлетится по комнате. Чем больше думаю о ней, тем меньше понимаю, что со мной. Знаешь, я даже не успел спросить себя, насколько мне хорошо с ней, пока мы были вместе, – никто же не предупредил, что все мгновенно закончится, внезапно, без объявления. И вот теперь я только и делаю, что пытаюсь реконструировать прошлое, припомнить мельчайшие пустяки совместного времени и разобраться, насколько был счастлив тогда. Думаю, память играет со мной шутку, так не может быть на самом деле, но я не помню ни одной минуты, чтобы мне было плохо с ней, ни одного изъяна, чтобы обвинить ее, разочароваться. Все это так… Я словно космонавт, которого отправили на орбиту, но забыли накачать кислорода в кабинку. И я это знаю и вижу в иллюминаторе, как уменьшается Земля, меня уносит прочь со стремительной скоростью, понимаю, что кислорода не хватит, а она все дальше. И мне так страшно, Миша, меня трясет от страха, что я никогда больше ее не увижу!

Наклонился, прижал голову к коленям. Веки набухли, пульсируя, побежала кровь к вискам.

– Землю? – усмешливо спросил Дугин.

– Аню, кретин!

– Сам ты кретин, – беззлобно отозвался он, бросил салфетку на стол, подошел ко мне. Похлопал по спине отечески.

Я перестал всхлипывать и наклонился к самому полу: из кармана дугинского пиджака что-то выпало, какой-то кусочек цветной бумаги или картона. Он этого не заметил, вернулся на место и снова занялся ужином, а я бесшумно поднял картонку и, держа под столом, украдкой разглядел с двух сторон.

То была почтовая открытка с заграничными штемпелями. На оборотной стороне – фотография зеленого холмистого острова, окруженного океаном. Чуть правее – еще два островка, крошечных, почти как две точки. На лицевой стороне старательным, похожим на детский почерком – небольшое послание слегка выцветшими черными чернилами:

Дорогой брат!

Солнце по-прежнему не щадит нас. Вчера Бруну объявил: если в ближайшие дни не пойдет дождь, он уезжает. Как иронично – мы окружены водой, но ждем ее с неба.

Прогноз погоды неутешителен. Кажется, я снова остаюсь без рабочих рук. Молюсь о твоем добром здравии. Напиши мне хоть строчку, хотя бы слово.

И обратный адрес: «Rua de São Luís 16, Cinco-Pontas, Portugal».

– Твой брат живет в Португалии?

Дугин медленно отложил приборы в сторону и уставился на меня. По лицу его проползла тень недоумения, сменилась чем-то похожим на ужас, перешла в растерянность, и наконец на него вернулось прежнее спокойствие.

Михаил похлопал себя по карманам, хмыкнул, оскалился в недоброй улыбке:

– Верни ее.

Я передал ему открытку.

– Тебя не учили, что читать чужие письма – плохо, сынок?

– Дугин, можно подумать, я ее у тебя украл. Ты обронил, я поднял и вернул тебе. Что тут такого?

– Вернул. Сначала прочел, а потом вернул. Ладно, – он снова спрятал открытку в карман, – забудем.

– Нет, погоди, так у тебя действительно брат живет в Португалии? – не унимался я.

Дугин никогда не рассказывал, чтобы кто-то из его родственников обитал за рубежом. Я знал, что он был младшим из шести детей в семье, родители его давно умерли, а с братьями и сестрами он не поддерживал контакта. Оказывается, кто-то из них живет в Европе.

– Живет, – ответил Михаил.

– В Португалии? Вот это да! И чем он там занимается?

– Возит паром с острова на остров, что-то в этом роде. Не знаю точно – я не видел его много лет.

– Он уже давно живет в этой стране?

– Больше пятнадцати лет. Не в самой Португалии, а на острове в Атлантическом океане, в двух тысячах километров от материка.