Ольга Григорьевская - Остров Ржевский

Когда мы распрощались с клиентами, я наконец достал из кармана два часа разрывавшийся беззвучно телефон.

– «Жанна», – прочел на моем экране Дугин, удаляясь из переговорной походкой мультяшного злодея. – Ого, шестнадцать пропущенных! Лучше перезвонить, сынок, эта Жанна жаждет тебя.

Я хохотнул, набирая номер.

– Бывшая.

– Ах, эта Жанна… Ну желаю удачи. В девять у Самвела, не забудь.

Не прикрыл за собою дверь, и я слышал фальшивым голосом театральный его напев: «Стюардесса по имени Жанна…» И чего он был так доволен? На сей раз, казалось, мне победы не упустить.

Жанна взяла трубку, и понеслось.

– Григорий! Григорий, Григорий, я больше не намерена терпеть подобного отношения к себе и к дочери. Предупреждаю тебя…

И так далее. Более склочной бабы, чем моя бывшая жена, я никогда не встречал. Вообще вся наша история с браком длиной в пять месяцев от начала до конца была сущим кошмаром. Когда тебе двадцать два, порой совершаешь глупости, но связаться с этой девчонкой стало величайшей из моих. Несомненно, она думала так же. Я, конечно, был виноват, я не предохранялся.

Просто ее огромные зеленые глаза так на меня смотрели через толпу скучающих лиц на вечеринке… Они с подругой приехали из другого города на всю ночь, повеселиться, но компания оказалась хуже некуда (хотя подружка уже лизалась с кем-то на диване в углу), и теперь зеленоглазая блондинка в едва прикрывавшей округлый задик юбке высматривала, с кем бы сбежать отсюда.

Она была гибкой, настоящая гимнастка, ловко оседлала меня на заднем сиденье машины, потом мы покатались по городу, мои глупые шутки смешили ее до икоты, а в открытые окна ветром вдувало прохладу. Я чувствовал себя свободным и счастливым, она казалась мне славной девчонкой.

Уснула на диване в моей гостиной – «Я никогда ни с кем не делю постель», ушла тихонько до моего пробуждения, но оставила на столе записку с номером.

И поскольку мне понравился вечер, понравился и ей, мы повторили еще несколько раз. Но она жила далеко, иногда было просто лень ехать столько ради быстрого секса, и спустя месяц мы перестали видеться. Без обид, никаких уязвленных чувств, все сошло на нет, я почти забыл о Жанне, когда однажды мне позвонил папа и сообщил, что у них прямо сейчас пьет чай отец девушки, которая ждет от меня ребенка.

Хуже ситуации не придумаешь, и я уже тогда понял, как жестоко обознался, приняв Жанну за беззаботную молодую женщину в поисках удовольствия. Она совершенно не этого хотела, она была еще девчонкой, мечтательной и капризной. Ей казалось романтичным женить на себе первого встречного, от кого удалось залететь. Я полагал, она и правда все подстроила – ловушку с ребенком и возмущенным родителем на пороге. Талантливая стерва.

Отец Жанны явился к Ржевским, готовый устроить скандал, но Игорь Платонович недаром двадцать лет проработал в службе социальной помощи – он умел успокоить и не таких буйных. Обошлось без необходимости являться на их родительский совет, Игорь пообещал отцу Жанны вправить мне мозги, и тот удалился, довольный. Дом наш ему понравился, Лариса с папой показались людьми достойными – почему бы не выдать дочку за этого незнакомого паренька, кем бы он ни был? Потрясающий подход к жизни имел мой будущий бывший тесть.

Нет сомнений, узнай я первым о положении Жанны, я бы, не спрашивая, приволок ее за волосы делать аборт – в двадцать два года я не мечтал о детях, тем более от такой дряни, какой оказалась моя случайная подруга. Но ситуация сложилась прескверная, хотя я некоторое время еще надеялся все замять. Однако же мы кончили свадьбой и ребенком. Как я позволил уговорить себя?

Сначала скандал дома, Лариса с попреками в никчемности: «Чего еще от тебя можно было ожидать!», «Ты опозорил нашу семью!», прочее. Меня не трогало, но подмывало ответить, что я на самом деле думаю о ее отношении ко мне. Стоило сил сдержаться. Папа не стал кричать, он вывел меня в сад, и мы поговорили вдвоем, по-мужски. Мрачное ночное небо и сумрак внутри беседки скрывали от меня его лицо.

– Ты можешь сейчас отказаться от ребенка, а потом, много лет спустя, горько пожалеть об этом. Подумай, Гриша, что ты ответишь взрослому сыну, если он однажды появится у тебя перед дверью с вопросом: «Папа, почему ты бросил меня?» Подумай, что ты скажешь ему. Я тебе скажу, – он напряженно ткнул себя в грудь, – не существует ответа на такой вопрос, это не искупить. Гриша…

– Что, папа?

– У тебя ведь тоже не было отца. Что бы ты сказал ему, если бы встретил сегодня?

– Ты мой отец.

Он схватился за лоб, а я закурил, отвернувшись.

– Да, да. Но что бы ты сказал ему ?

Что бы я сказал ему ? Я готов был спорить, что моя мать знала, кто подсадил меня ей, не больше моего. Какие претензии могли быть у меня при этом раскладе?

– Ничего, папа. Мне нечего ему сказать.

Он вышел из тени, медвежьей походкой приблизился ко мне, схватил в охапку, прижался колючей щекой к моему виску, завздыхал шумно, втягивая щеки.

– Не приведи господь, Гриша, тебе услышать от своего ребенка, что ему нечего тебе сказать.

Я подумал: «Может, он прав?»

Обнимал меня, такой теплый, пахнущий хвоей старого одеколона и пóтом, такой большой, хотя и я уже с него ростом, но вдруг чувствуешь себя маленьким, когда он обнимает тебя, своего мальчика. И я был его сын, даже когда он держался поодаль, и даже когда Лариса припоминала ему нежелание усыновлять меня. Но он и теперь был со мной, когда она уже давно бросила себя убеждать, что может полюбить чужого мальчишку, сына грязной казашки, оборванки, оказавшей ей услугу ценой своей никчемной жизни. А он стоял тут со мной, когда я был растерян и только хотел казаться взрослым и сильным, обнимал и был моим папой и никогда бы не бросил. И я думал: «Я его так люблю, в мире не должно быть иначе. С моим ребенком не будет иначе».

Жанна все воспринимала, как игру. Женитьба? Что тут такого, давай попробуем, повеселимся, мы же хорошо проводим время вместе. Я пожимал плечами: хорошо, попробуем. Вариантов не имелось. Но наша семейная жизнь была обречена с самого начала.

Уже через месяц после свадьбы квартира моя напоминала театр военных действий. Мы разбили всю посуду, все стекло и фарфор, что нашли в доме. Она бросалась на меня с ножом, а я выгонял ее за порог в одном халате; она меня била, и я давал сдачи. Мы могли поругаться из-за любой мелочи вроде моей привычки ставить солонку слева от перечницы, а не справа. Жанна запиралась в ванной, угрожала мне оттуда что-нибудь сотворить с собой, я выламывал дверь и крепко, больно хватал ее за волосы:

– Давай, дорогая, смелей, ну что же ты!

Она пила – я кричал, что она хочет убить ребенка; я напивался – она обвиняла меня в том, что я теряю контроль и смотрю зверски, будто хочу убить ее и ребенка. И так без конца, без конца. Я начал замечать первые седые волосы, считал дни до рождения дочери, не потому, что мечтал о ней, а чтобы Жанна наконец прекратила шантаж беременностью. Мы даже рожать ехали, скандаля.