Сэм Мерсон - О кошках, женщинах и немножко о магии. Только вперед

Минуты две-три они неподвижно смотрели друг на друга, потом китаец вытер руками рот и, сглотнув, произнес:

– И что?

– В смысле?

– Ты здесь, и что? Ты здесь, я здесь, мы здесь, и что?

Такой поворот несколько спутал карты. Как вам это понравится? Тебя какого-то хрена затаскивают на облако в обществе бесконечно жующего китайца и на простой вопрос, что ты тут делаешь, тебе говорят, что ты здесь, и все. Принимай как хочешь.

– Ну, я думаю, что мне нужно объяснить, какого хрена я тут делаю…

– Ну так объясни, я с удовольствием послушаю тебя.

– Я?

– Ты. А кто же еще? Мы тут вдвоем, больше никого нет. Я вот ем. А ты тут зачем?

И китаец снова принялся поглощать рис.

Тезис о том, что «мы тут одни, и вокруг никого нет», был, мягко говоря, сомнителен. Рапунцель любила задавать вопросы, но очевидные вещи были очевидными даже для нее. Пока она разглядывала обстановку, в которой оказалась, она обнаружила, что за границами облака была видна земля, на которой были видны какие-то вспышки. Бегали и падали люди. Все это было похоже на игру в солдатиков, как любят играть мальчишки в детском саду. А если немного поработать руками и распотрошить облака под собой, можно было разглядеть серые самолеты с бело-черными крестами, проносившиеся ниже облаков. За спиной у китайца, в дальнем конце облака, стояли какие-то люди, некоторые одетые в рваные комбинезоны, испачканные кровью, некоторые голые, некоторые в странных белых мешках, некоторые стояли молча, некоторые спорили друг с другом, некоторые сами с собой. Причем со временем их становилось больше, количество прибывало, но на облаке им теснее не становилось, места хватало на всех. Их совсем не было слышно, возможно, потому что каждого такого человека окружало какое-то непонятное облако, похожее на воздушный шар, ну или презерватив, как вам угодно. Более всего это почему-то было похоже на ОГРОМНОЕ ЗЕРНО длиннозерного индийского пропаренного РИСА, который продается в супермаркетах в пластиковых пакетах с дырочками.

«Он их не видит», – подумала Рапунцель о людях, стоявших за спиной китайца. И тут у нее появилось странное ощущение, похожее на твердую уверенность, что процесс еды китайца и разговора абсолютно неразрывны. И также показалось, что одновременно он разговаривает и с ней, и с кем-то еще. Казалось, что на спине у китайца вместо спины еще один живот и еще один рот. Или не один.

– Кто это? – осознав, что он все-таки видит толпу за спиной, спросила Рапунцель.

– Люди.

– А зачем они сюда пришли?

– Не знаю, поговорить, наверное, хотят, спросить что-нибудь.

– Зачем ты их убил? – прищурив глаза, как у того следователя из телесериала, симпатичного молодого парня, который в реальной жизни скорее педик, чем натурал, спросила Рапунцель.

– Я?! Да они сами стреляли друг в друга!

– Но ты мог их остановить.

– Ну и что? Они остановились бы, а потом снова бы стали стрелять.

– Нужно было объяснить, как нужно было делать.

– Я не умею писать, а те, кто умеют, пишут не то, о чем я говорю, из-за этого вся ерунда. А моих слов почему-то никто не слышит. Вот ты же не спасла кошку.

– Я спасла.

– С третьего раза, первые две сдохли.

– А почему, почему я должна спасать какую-то дурацкую кошку?! Мне на нее наплевать, у меня куча своих дел, чем заниматься всякой ерундой.

– Ты не любишь кошек?

Испугавшись, что сейчас китаец скажет, что она просто не умеет их готовить, Рапунцель ответила:

– Я не то чтобы не люблю, я, ну, люблю иногда, временами. Когда мне это не мешает.

– Ну вот, – удовлетворенно сказал китаец, – значит, нужно было спасти.

– Почему я? Почему бы тебе или кому-то еще не спасать ваших дурацких кошек, мне есть чем заниматься! Кто вообще решил, что я должна спасти эту чертову кошку? Вот ты мне скажи, какой идиот?

– Я так решил, – сказал китаец, снова начав поглощать рис.

– ПОЧЕМУ? ЗАЧЕМ ТЫ так решил?!

– Это мой мир, я решил, что так будет лучше. Живая кошка лучше дохлой. Хотя, по большому счету, все равно. Вот, например, спасенную тобой кошку сейчас варят в котле те, кто обороняет крепость.

– Это ужасно, – сказала Рапунцель, закрыв глаза руками, как бы прячась от плавающего в кипящей воде трупика.

– Не знаю, но только они счастливы, им нечего было есть шесть дней, так что кошка – неплохой вариант. Тем более что на свободу-то она рвалась, чтобы окотиться. И благодаря тебе она смогла-таки это сделать. Еще и обороняющимся жизнь спасла. Видишь?

Не поняв, что именно она должна увидеть в съеденной кошке и чем она отличается от просто сдохшей, Рапунцель спросила:

– Вот ответь мне, как? Как вот ты решаешь, что должно быть так, а не по-другому?

– А как ты решаешь, что хочешь есть, а не в туалет?

Вопрос поставил Рапунцель в тупик, и она решила сменить тему.

– Что это за место? – произнесла Рапунцель тоном, не терпящим возражений, и, не дождавшись ответа, сказала:

– Похоже на сон…

– Это и есть сон.

– Чей сон? Мой? – спросила Рапунцель.

– Твой, мой, наш, их, – он кивнул себе за спину. – И их тоже, – он кивнул в сторону земли.

– Как я могу быть твоим сном, если ты в моей голове? – спросила Рапунцель.

Китаец вдруг встал с застывшим удивлением на лице, как будто ему сказали, что он ушел из дома, оставив чайник на плите, подошел к краю облака и стал что-то внимательно разглядывать, перегнувшись вниз. Удовлетворенный осмотром, он вернулся на свое место и сказал:

– Нет, в твоей голове нас точно нет.

– Хорошо, тогда объясни мне, что это все вокруг? – и Рапунцель широким жестом показала на окружавшее их пространство.

Китаец проводил взглядом ее руку и, умиротворенно улыбнувшись, изрек:

– Это все сон Брахмы.

– Кого?

– Брахмы.

– А кто это?

– Чувак какой-то.

– Ты так спокойно об этом говоришь, ты понимаешь, что ты в чьем-то сне, и тебе все равно? А кто такой этот Брахма, зачем ты ему снишься и зачем я снюсь тебе?

– Об этом знает только Брахма… Ну или тот, кому он снится.

Эта новость повергла Рапунцель в шок.

В этот момент произошла новая неприятность: в какой-то момент, точно не отследить, но Рапунцель с удивлением обнаружила, что китаец как бы разговаривает не с ней, а со своей глиняной миской, причем миска отвечает ему ее, Рапунцелевым, голосом. При всем этом она подпрыгивает и как бы даже жестикулирует.

Встряхнув головой, Рапунцель прогнала видение прочь.

Китаец продолжил:

– Ну да. А почему меня должно это волновать? Это мой мир. Каждый хозяин своего мира. Ты своего. Я своего. У каждого в его мире есть свои задачи. И каждый мир есть частичка другого мира. Ты есть частичка меня. Я есть твоя часть. Я есть Мир. Ты часть этого мира. Я есть твое маленькое отражение. Или ты отражение меня. Как тебе больше нравится. Мы с тобой части чего-то большего.