Алексей Дьяченко - Словесник

– Учителями чего?

– Русского языка и литературы. У меня в дипломе написано: «Преподаватель русского языка и литературы со знанием иностранного языка». То есть я могу и русистом быть и преподавателем английского или испанского языка. Ну, а в скобочках спецификация: «Русский язык, как иностранный». Но это уже вторично. Вот тут я задумался: «Не для того я заканчивал отделение РКИ, чтобы преподавать оболтусам в средней школе грамматику. Буду искать». Дай вспомнить, куда я ходил. Ходил в Пищевой, там завкафедрой тётка пообещала мне: «Наверное, будет место, подождите». Но мне сама тётка не понравилась, да и мотаться на Сокол что-то не очень хотелось.

– Глаз на вас положила?

– Может быть, я уже не помню.

– Не в вашем вкусе была? – пытала меня Татьяна.

– Ну да. Старше меня лет на двадцать, нет, на тридцать. Ей полтинник был, а мне двадцать лет. Куда-то ещё я сунулся, не помню. Попробовал в ГИТИС. Кафедра находилась не в основном здании, а в здании бывшего Моссельпрома. Там завкафедрой – мужик, сказал: «Я бы вас взял, что-то в вас есть».

– А что за кафедра?

– «Русский язык для иностранцев». Там же тоже иностранцы учатся. Говорит: «Взял бы, но у нас сейчас очень мало иностранных студентов, а преподавателей семь человек, нам с лихвой хватает. Но в принципе, можно было бы местечко выбить. Давайте подумаем. Я попробую. Зайдите недельки через две». Говорю: «Через две недели меня уже в школу отдадут». – «Ну, потяните, посмотрим, я попробую». Он ещё предупредил: «У нас поездок за границу нет». Меня это сильно кольнуло. Был молодой, знал языки, хотел за границу. Мечтал уехать в Африку, в Анголу, ещё лучше на Кубу, с испанским-то языком. В общем, все кафедры я объездил, крупные и мелкие. Надежд никаких, работы нет. И вот, в очередной раз поехал я в МГУ в учебную часть. Время от времени я туда позванивал, и мне обещали: «Возможно, мы вам что-то предложим». На самом деле ничего они предлагать не собирались. Это была тогда такая форма вежливого отказа. Но, как говорят в таких случаях, судьба меня туда погнала. Поехал, чтобы дома не торчать, в дороге как-то время провести. Иду к Университету, а мне навстречу Елена Андреевна Брызгунова. Это крупнейший специалист в нашей области. Она написала книгу «Звуки и интонации русской речи». В книге вывела все интонационные конструкции. Вот мы сейчас с тобой разговариваем и не задумываемся о том, как говорим. А оказывается, существует семь типов интонационных конструкций. Брызгунова читала нам лекции. Практические занятия не она вела, но я сдавал ей экзамен. Елена Андреевна меня запомнила и, на удивление, отметила. Я ей понравился. Прилежный ученик, хорошо отвечал. И встретил я её тогда не в Университете, а как раз посередине дороги от метро к Университету. Поздоровались. Она поинтересовалась: «Как у вас дела? Закончили?». – «Да, закончил». – «Как с работой?». – «А с работой у меня плохо. Ездил вчера в Энергетический, там мне сказали позвонить через неделю. Но я так понял, что ловить мне там нечего. Потому что, во-первых, молодой. А во-вторых, и это главное, им нужны преподаватели с рекомендацией. А какая у меня рекомендация? Рекомендации у меня нет». Брызгунова выслушала меня и спрашивает: «Серёжа, кто там завкафедрой?». Я говорю: «Людмила Ивановна Науменко». – «Передайте от меня привет. Скажите, что у вас есть устная рекомендация от меня. Если она захочет, то может мне позвонить». Я приехал в МЭИ, говорю Людмиле Ивановне: «Здравствуйте». Она мне: «Здравствуйте. К сожалению, ничем вас порадовать не могу». Говорю: «Елена Андреевна Брызгунова, вчера я её встретил, передаёт вам привет. И она просила сказать вам, что может дать мне рекомендацию». – «Елена Андреевна? Хорошо. Это меняет дело. Ну, давайте тогда завтра-послезавтра приезжайте». Так, за неделю до того, как судьба моя должна была крепко-накрепко связаться со школой, меня взяли на кафедру в энергетический институт, где я верой и правдой проработал семь лет.

Так за разговорами мы не заметили, как сходили в магазин, купили продукты, сделали несколько кругов по двору и, распрощавшись, разошлись по домам.

– Где ты пропадал? – был первый вопрос, заданный мне женой.

– Как где? За хлебом ходил, – искренно ответил я.

Жена с недоверием на меня посмотрела и задала второй вопрос:

– А чего счастливый такой?

– Так погулял, проветрился, – с той же искренней интонацией в голосе сообщил я, опасаясь, что жена задаст третий вопрос: «С кем погулял?». Но, как выяснилось впоследствии, жена знала, с кем, поэтому вопросов больше не задавала.

В воскресный день я вышел на прогулку. Во дворе заметил Татьяну, гуляющую с пуделем. Весь мир тотчас преобразился, и у бесцветной, пресной жизни моей сразу же появился и цвет и вкус.

Девушка заметила, что я на неё смотрю, и ей, как мне показалось, это понравилось. Татьяна широко улыбнулась и приветливо помахала мне рукой как хорошему, давнему знакомому.

Я подошёл к Таньшиной, поздоровался и мы, не сговариваясь, пошли на бульвар, выгуливать пуделька.

– Приятно подышать свежим воздухом, – заговорил я. – Моя жена очень любит чеснок, но её работа с людьми не позволяет употреблять его в течение рабочей недели. Зато в пятницу и субботу она ест его, можно сказать, тоннами. Не спасает даже то, что спим раздельно.

– Вы не дружно живёте с женой? – преодолевая смущение, поинтересовалась Татьяна.

– Да, не дружно. Супруга давно живёт собственной жизнью, мало интересуясь тем, кто находится рядом с ней. С дочкой у неё свои отношения. Вчера пришёл домой, а они кричат друг на дружку, и это, как ни странно, приносило им радость. Для меня происходящее – скандал, ужас, сумасшедший дом, а для них – что-то вроде живого общения, творчества, обмена энергиями. Я же давно выпал из сферы их интересов, являюсь чем-то вроде домашнего животного, которого к тому же, в отличие от вашего Дастина, не надо выгуливать. Я пытался на это смотреть с пониманием, но всё нутро восстаёт против должности собачонки, отведенной мне в моём же собственном доме. Я, без сомнения, сам во всём виноват, надо было принимать более действенное участие в воспитании дочери. Но получилось так, как получилось. А сейчас уже поздно воспитывать. Полечка растёт самостоятельной, своенравной, не переносит, когда с ней нянчатся. Собственно, жена и ругается с дочкой из-за того, что Полина, по её мнению, чересчур рано стала предъявлять права на свою свободу. Я же, насколько это у меня получается, стараюсь не мешать ни дочке, ни жене. Что-то я всё о себе, да о себе, совсем на вас тоску нагнал. Расскажите лучше о парикмахерском деле. Вы так смешно вчера рассказывали, как надувной шарик брили.

– Да, – с ходу включилась Таня, – даже перманент, представьте, нас учили в мужском зале делать.