Сергей Матросов - Игры Бес правил. Сборник рассказов

– Караул! Грабят! Милиция!

Недолго думая, я направил на него ствол своего обреза и нажал на курок. Раздался грохот выстрела и мужик упал на колени, сжимая руками простреленную грудь. Одновременно с выстрелом все услышали вой приближающейся сирены.

– Менты. Валим!

Схватив на половину заполненную деньгами сумку, «Джон» кинулся к выходу. Мы последовали за ним. Когда выбегали из «обменника», уазик с мигалкой уже остановился напротив входа и из него выпрыгивали менты, на ходу стреляя из своих «макаровых». Разрядив в них свои обрезы, мы кинулись в тёмный переулок. Сзади слышалось:

– Стреляйте! Уйдут!

Грохот выстрелов разорвал вечернюю тишину. Впереди показался не высокий забор. «Джон» рукой указал на него, ни чего не объясняя. Мы все кинулись к нему. Сзади гремели выстрелы. Подбежав к забору, я подпрыгнул и схватился за край, думая подтянуться. Не успел. Под левую лопатку ударило как ломом. Руки не произвольно разжались, и я сполз с забора на землю. Неужели всё? Я лежал на земле как кукла. Тела не было, боли тоже не было. Подбежали люди в форме с пистолетами. Почему-то мне не было до них никакого дела. Один наклонился надо мной:

– Этот готов. Сержант, передай по рации, пусть оцепят район. Далеко не уйдут.

Странно, но у меня такое чувство, как будто меня это не касается. Тело моё осталось лежать, где то внизу, а я полетел, полетел, как когда то в детских своих снах.

5

Неожиданно скрипнула калитка. Я, наверное, придремал на солнышке и не услышал, как во двор входили мама с отцом. Поднявшись на ноги, я с радостью кинулся им навстречу. От этой же радости я не заметил, как отцовская нога врезалась мне под рёбра.

– Брысь Валет! Вечно под ногами трёшься. Я когда нибудь убьюсь через тебя.

Отбросив меня ногой, он вместе с мамой зашёл в дом и закрыл дверь. Обиженный на такое проявление чувств, я вернулся на своё место под солнцем и начал вылизывать свой пушистый хвост.

Солнце медленно закатывалось за горизонт. На землю опускались сумерки. Тени становились ярче и подвижнее. Под большим куполом храма Пресвятой Богородицы ещё неосвещённым электрическим светом, начиналась игра света и теней. В это время суток казалось, что все настенные фрески и иконы начинают оживать и в храме начинается своя, понятная только ему, жизнь. Тихо скрипнула входная дверь и в большом зале послышались шаркающие шаги, нарушившие молчаливый вечерний диалог всех святых в этом храме. Тени стали густыми, а лики святых как будто не довольными, что их безмолвную беседу прервали столь бесцеремонным образом. Отец Михаил, как бы извиняясь за вторжение, кланяясь и крестясь, направился в дальний угол большого зала. Здесь среди икон русских святых, находилась чудом уцелевшая, прошедшая многие столетия цельная доска с вырезанным на ней ликом женщины. Подойдя к этому лику, настоятель несколько раз поклонился ему в пояс и странным образом перекрестил своё лицо. Здравствуй Треславная Жива – Живница, Богиня жизни и носительница Света Родового! Видим, как сходишь в лучах Деда Дажьбога, входишь в источники телес наших и наполняешь здоровьем, силой и благом. Без тебя нет жизни в человеке, а есть лишь Мать Мара, что вестует о конце жизни Явной. Ныне молим, да славим Свет Рода Всевышнего, который с Тобой приходит и через ладони наши излучается. В том Свете вся жизнь существует и вне её – ничто, то сам Род – Прородитель в лике Твоём сходит. Льётся Слава Тебе Стоголосая, Прородидельница жизни, Матушка Жива. Слава Живе – Живице! Отец Михаил был настоятелем храма и единственным оставшимся в живых из всех служителей храма с того времени, когда пришёл антихрист и стал разрушать церкви и храмы по всей великой и многострадальной стране. В то время вряд ли нашлась бы церковная обитель не тронутая пришедшим на землю злом. Не избежал этой участи и храм Пресвятой Богородицы. Стены храма наполовину были разрушены, колокола сброшены на землю, а всё достояние церкви было украдено и вывезено в необъятные закрома молодой республики. Тяжёлое это было время. Тяжёлое для всех, не только для служителей Бога. Кто был крепок душой и верил, что тьма не вечна и на смену ей обязательно придёт светлый день, что сила Господа нашего и вера людская победят в этой войне, кто пронёс через все невзгоды в себе божественный огонь и смог поделиться им с другими, более слабыми людьми, таких осталось крайне мало. Одним из таких людей был отец Михаил.

Прочитав молитву, отец Михаил поднялся с колен и начал разворачивать не большой свёрток, который принёс с собой. В этом свёртке оказалась маленькая лампадка, которую он после некоторых манипуляций, связанных с разворачиванием платка, извлёк на свет. Расправив цепочку, на которой была подвешена эта лампадка, отец Михаил вытянул вперёд руки по направлению к образу. Ещё раз, поклонившись лику Живице, он подвесил лампадку перед её ликом. Затем отступив на шаг назад, поднял голову и посмотрел на образ.

Показалось, что сгустившиеся ранее тени вдруг растворились, а лик Живицы начал светиться как бы изнутри.

Отец Михаил достал из кармана маленький пузырёк с маслом, что бы налить его в лампадку и подошёл к образу, но протянув руку с пузырьком к лампадке, застыл в изумлении. Лампадка неожиданно зажглась сама. Небольшое, но очень яркое пламя разорвало тени в зале храма и осветило на некоторое время весь иконостас, как бы радуясь тому, что снова вернулась назад и приступила к своим прямым обязанностям.

2

Стоявший на комоде будильник неожиданно взорвался противным громким писком. Одновременно с писком будильника в голове рванула противотанковая граната. Собрав всю силу воли в кулак, Виктор сбросил с себя одеяло и сел на кровати. Такое ощущение, что во рту ночевал табун диких лошадей, направляющихся сейчас на водопой прямо через всю голову. Сделав попытку вспомнить хоть что-то, Виктор отказался от этой затеи по причине уничтоженного этой гранатой того, чем обычно думают. Действуя исключительно на рефлексах, он, сжав ладонями раненую голову, побрёл в ванную комнату. Стоя под струями холодной воды, Виктор чувствовал, как кости черепа постепенно срастаются, а дикая головная боль потихоньку уходит. Вытершись полотенцем и накинув на себя халат, он прошёл на кухню и поставил чайник на плиту. Пока вскипала вода в чайнике, нашёл коробку с домашней аптечкой и извлёк оттуда последние две таблетки анальгина. Запив таблетки водой, начал готовить себе кофе. В помятой пачке сигарет осталась одна, такая же помятая, как сама пачка. Однако курить не хотелось. Хотелось вспомнить вчерашний вечер и себя на этом вечере. Память неохотно завоёвывала свои позиции в раненой голове.