Милана Смоленская - Поэзия опыта. Poetry of expirience

Мы с Джеем так похожи, что не можем не любить друг друга – мы же так сильно любим себя!

Наши отношения сотканы из сценариев его клипов. Мы играем то, о чём грезим, а потом проживаем каждую сцену, воплощая в жизнь то, что пользуется таким успехом на YouTube и MTV. А после титров начинается самое сложное – надо чем-то заполнять пустоту.

Китайская ваза звонко разлетелась на осколки.

– Истеричка, – оценил Джей.

Во время ссор они часто менялись ролями. Иногда Джей кричал на Милану, нервно мечась по гостиной, а порой она вживалась в образ и перенимала его манеру поведения. Теперь Милана расхаживала взад вперёд по просторной комнате, выстукивая ритм своего раздражения каблуками новых сверкающих лабутенов, а Джей стоял у высокой витрины, за которой плавно погружался в вечерние сумерки недремлющий Лос-Анджелес, и спокойно наблюдал за ней.

– Как ты мог? – начала она, перешагнув через осколки и остановившись напротив него.

– В чём проблема? – лениво поинтересовался Джей.

Он смотрел на неё, улыбаясь и поигрывая своими мускулами. Милана искренне пожелала, чтобы он одел футболку. Его самоуверенность странным образом действовала на неё, успокаивая нервы и переключая мысли на привычный лёгкий лад.

– Я играла многие роли, примеряла всякие маски, но быть русской шлюхой никогда не соглашусь! – горячо воскликнула Милана, не глядя на него.

– Ты неправильно поняла свою героиню, – мягко сказал Джей. – К счастью, голливудский кастинг – не театр масок.

– Поясни!

– В Японии в эпоху Эдо актёров за испорченное представление могли приговорить совершить харакири или сослать на далёкие острова…

Милана громко фыркнула и села на низкий диван, о чём тут же пожалела, взирая на Джея почти с пола. Он возвышался над ней, невозмутимо вальяжный в своём состоянии вечерней задумчивости, во время которого набирался энергии для бессонных клубных ночей.

– Да расслабься. Кто ж знал, что ты такая патриотка.

Джей подал ей руку. Милана отвернулась, скрестив руки на груди.

– Ты меня не любишь. Ты меня даже не знаешь. И не спешишь узнавать.

– В кино не попала – драмы хочешь? – Джей посмотрел на неё сверху вниз.

– Тебе видней, – сказала Милана, глядя на свои плотно переплетённые пальцы. – И не хотела я эту роль!

– Одевайся, мы едем в «Boa».

Он вновь вернулся к созерцанию закатного неба. Милана неловко встала с унизительно оранжевого дивана, приобретённого Кэмерон, юной пассией свежеразведённого отца Джея. Обновлённый интерьер вызывал у Миланы устойчивое отторжение.

– Я никуда не поеду! – неожиданно громко заявила она.

Не знаю, круто ли это – быть русской. Круто быть мной, да. Но я вообще ничего никому не хочу демонстрировать. Я устала.

Джей удивлённо посмотрел на неё.

– Что это значит?

– То и значит, что я никуда не поеду.

Милана взглянула на осколки разбитой вазы, сгрудившиеся около неуместно тяжёлого в своей антикварности журнального столика, и ощутила неподдельно острое желание испытать подлинные чувства. Устала играть. Хочу жить!

– Ты поедешь со мной, – твёрдо сказал Джей, приблизившись к ней. – Нас там ждут.

– Поезжай один, – Милана отошла в сторону. – Я устала.

– Пойдём, сделаю тебе коктейль, – он взял её за руку.

– Джей, я не хочу пить! – сказала Милана, высвобождая свою руку.

– Да что с тобой?

Джей смотрел на неё с искренним непониманием. Неужели заметил меня? Wow.

– Я чувствую себя оскорблённой, Джей.

В первую очередь, тобой.

– Милана… – он провёл рукой по волосам, поправляя свою небрежную укладку, на которую обычно тратил не менее получаса.

– Мне надо побыть одной, – сказала Милана и удивилась тому, как театрально прозвучала её фраза.

– Нам надо побыть в «Boa», – Джей вновь приблизился и обнял её за талию. – Мы поедем туда, и тебе станет весело, вот увидишь.

– Тебе по жизни весело, – сердито буркнула она. – А я не могу так, Джей.

– Как?

Его ореховые глаза смотрели на неё, замечая осыпавшуюся тушь, нервно сузившиеся зрачки и золочённые помадой губы. Они скользили по её лицу, не заглядывая в её душу, тревожно бурлившую за изумрудными окнами.

– Не могу сейчас улыбаться, – призналась Милана, желая и в то же время страшась покинуть тепло его объятий.

– Я подарю тебе улыбку, хочешь?

Он поцеловал её, прижимая к себе.

– Хочу, – она отстранилась и посмотрела ему в глаза. – Хочу побыть с тобой дома.

– Сначала мы съездим в «Boa», – заупрямился Джей.

Милана ощутила новую волну раздражения и отрицательно покачала головой.

– Выбирай, что ты хочешь: меня или публику?

Джей пожал плечами.

– Ты одна, мне тебя мало.

Услышав ту правду, которую боялась почувствовать, Милана резко отстранилась от него.

– Не буду тебя ограничивать!

– Куда ты? – спросил Джей, выйдя вслед за ней из гостиной.

Милана быстро простучала каблуками по холлу, заселённому тропическими растениями, и остановилась у входной двери.

– Милана, что случилось?

Джей стоял в паре метров от неё и не стремился сокращать дистанцию, а Милане вдруг захотелось, чтобы их разделяли сотни километров. Она холодно улыбнулась, ощутив свежий импульс театральности, и пафосно сказала:

– Ты поэт, ты понимаешь силу слов. Додумай.

– Додумать что? – спокойно уточнил Джей.

– Oh fuck you!

Милана раздражённо хлопнула входной дверью и направилась к своему белому кабриолету, взятому напрокат. Джей не стал её останавливать, и она быстро отъехала от особняка Джонсов, утомительно роскошного в своей экзотической эклектике.

Mercedes летит на скорости, ветер рвёт волосы, лето переполняет сердце, жажда свободы пьянит опустошённую душу…

Милана ехала вдоль океанического побережья, слушая свои мысли, неожиданно осмелевшие и набравшие непозволительную ранее громкость. Долгая дорога, лишённая пробок, стимулировала на искренность с собой.

Искренность нужна там, где искры, где чувства, а наша любовь, как Coca Cola light – 0% искренности. Мы с Джеем на волне взаимопонимания: лжём друг другу и самозабвенно обманываемся. У нас есть всё, о чём мечтают люди, кроме главного – чувств. Когда мы рядом, мы отделены друг от друга километрами несостоявшихся разговоров, мы не любим, не слышим, не понимаем друг друга. Когда-то нас связали эмоции, и это было чётко, но их больше нет, и теперь мне ужасно пусто – и с ним, и без него. Не лучше ли быть одной?

Единожды открывшись истинному чувству, невозможно потом лгать себе. Я прекрасно понимаю, в каком красивом самообмане живу уже не первый год, но так же хорошо осознаю, что вернусь к Джею утром и буду извиняться, потому что не могу без него. Попытка рационализировать наши чувства уже давно привела к их полному истощению.