Милана Смоленская - Поэзия опыта. Poetry of expirience

Интересно, когда человек перестаёт уважать себя: когда делает то, за что осуждает других? Или когда не делает то, что, по его мнению, должен делать? Что делаю я?

Пытаюсь оправдать своё поведение, встречая туманный рассвет в Сан-Франциско. Стою на мосту, любимом туристами и самоубийцами, и думаю, как же это странно: уехала куда подальше от казалось бы любимого человека, чтобы просто побыть собой, подумать, помолчать, не притворяясь вечно весёлой, словно на завтрак, обед и ужин – кокс.

В том-то и проблема наших отношений, что нам комфортней друг без друга! Но мы не можем расстаться, потому что оба подсели на самый сильный наркотик, балующий тщеславие и пробуждающий совершенно иные эмоции…

Любовь – это самая прекрасная свобода, но если тесно с собой, любви нет места ни в сердце, ни в мыслях. Глупо уходить от себя в других людей – всем от этого хуже. Я не готова любить, и потому мне нужен Джей. Люблю его так же, как саму себя, ведь он – это я. Мы растворяемся друг в друге.

Fuck. С кем он сейчас? И если всё это не всерьёз, почему я так сильно нуждаюсь в нём?

В лазурных водах Атлантического океана, шумевшего далеко внизу, плавали тёмные тени, навевая мысли об акулах и смерти. Милана смахнула неуместно честные слёзы, смывшие с души налёт солёной безысходности, и направилась к своему кабриолету, одиноко белеющему вдалеке.

От Лос-Анджелеса до Сан-Франциско более 500 километров, но дорога к себе, похоже, намного длиннее и дольше. Впрочем, искренность не была целью этого пути. Она стоит слишком дорого, и я ещё не скоро решусь на такое никчемное приобретение. Пока моя жизнь напоминает театр, мне хочется сыграть как можно больше важных и прибыльных ролей.

Show must go on! Я уже не могу иначе.

Да… Вот то самое творчество, не знакомое с моногамией.

Милана вернулась домой после полудня и застала Джея в спальне с прекрасно незнакомой ей огненной брюнеткой. Пожар их опасно горячей страсти был потушен громким приветственным возгласом:

– Я здесь, милый!

Дав о себе знать, Милана прошла на кухню и налила себе стакан охлаждённого апельсинового сока. В доме послышалось оживлённое движение – Джей суетливо выпроваживал свою «искорку». Писклявый женский голос возмущённо сыпал оскорбления в адрес невидимой Миланы, которая спокойно потягивала свой напиток бодрости, утомлённая дорогой, лос-анджелесскими пробками и предсказуемостью Джея.

Мы оба не дотягиваем до идеала верности: он изменяет мне, я – себе.

Джей зашёл на кухню через несколько минут и, остановившись на безопасном расстоянии, одарил Милану примиряющей улыбкой.

– Привет, солнышко.

Что-то в его довольном виде и спокойном тоне вызвало у Миланы бурное неприятие происходящего.

– Кто я? Солнышко?! – громко переспросила она, шумно поставив свой стакан на малахитовую столешницу.

Джей кивнул и сделал шаг навстречу.

– Так получай солнечный удар! – горячо воскликнула Милана.

Последовала серия лёгких звонких пощёчин, напоминавших массаж лица.

– За что?!

Джей поймал её за руки, крепко сжимая худые запястья, и посмотрел ей в глаза.

– За безудержную любовь к звёздам! – раздражённо сказала Милана.

Он рассмеялся и отпустил её. Милана, оскорблённая его легкомысленным отношением, звонко достала из посудного шкафа несколько потенциальных жертв. Джей наблюдал за ней.

– Не надоело?

– Что? – она посмотрела на него.

– Бить. Второй раз за сутки, Милана. Это однообразно и утомительно.

– Так ты устал? – с наигранным сочувствием уточнила она и громко шваркнула невинно белое блюдце.

Сама я девушка не пышная, но сцены ревности у меня получаются отрепетировано хорошо.

Осколки разлетелись в разные стороны на безопасном расстоянии – за время совместной жизни Милана научилась метко бить посуду. Джей поморщился – его трепетный музыкальный слух плохо воспринимал звуки ревнивых разрушений.

– Кто она? – спросила Милана, взяв новое блюдце.

– У нас ничего такого не было, – сказал Джей. – Просто массаж. От нервов…

Слушаю ложь, а видела правду.

Милана потёрла глаз и раздражённо разбила новую тарелку. Затем вдруг потеряла всякий интерес к посуде и вышла из кухни, не глядя в сторону Джея. Он проследовал за ней в гостиную – арену всех их межличностных сцен.

– Да мы с ней даже не знакомы! – воскликнул он, излучая самую непорочную искренность.

– Точно! – скептически кивнула Милана. – В Лос-Анджелесе закончились свободные постели, да?

Джей шумно выдохнул и взлохматил свои волосы, ещё не тронутые средствами для укладки. Таким естественным он нравился Милане намного больше, поэтому она отвернулась от него и прошла к витрине, отделявшей разностильную гостиную от солнечной гармонии внешнего мира.

Всего-то хотела взаимной верности. Видимо, слишком дорогой подарок. Или слишком дешёвый даритель?

– Если не признаешь, что спал с ней, я…

– Что ты сделаешь? – спросил Джей, обнимая её со спины.

– Не провоцируй меня этим вопросом! – сказала Милана, высвобождаясь из его настойчивых объятий.

Сказать, что это меня не провоцирует – явное враньё. Так и хочется разбить что-нибудь менее звонкое, но более ценное. Разбить его сердце, увы, не вариант.

Джей смотрел на неё, чуть склонив голову набок, словно приходил к какому-то сложному выводу, затем вдруг сказал:

– Молодость – это свобода, а ты слишком ревнивая.

Милана прикрыла глаза, переживая очередное ощутимое столкновение с непроницаемым барьером недопонимания.

– Нет, я не слишком ревнивая, просто ценю тебя больше, чем свободу.

По правде говоря, ты даришь мне мою свободу, и я тобой дорожу…

Джей молчал, вдохновляя Милану на красноречие.

– Впрочем, ты прав. Свобода – это молодость, и я улетаю в Москву! – пафосно заявила она, не совсем догнав свои мысли.

– Ты никуда от меня не улетишь, – сказал Джей, уже второй день подряд сохранявший обескураживающее спокойствие в ссорах. Видимо, сказывалась новая система тренировок, и часть эмоций Джей всё-таки оставлял в зале.

– Джей, зачем я тебе? – спросила Милана, желая услышать подтверждение собственной нужности.

– Мы с тобой пара, забыла? Я подарил тебе Piaget.

Он взял её за левую руку.

– Белое золото, бриллианты, помню, – сказала Милана, со скучающим видом взглянув на свой безымянный палец, украшенный модным кольцом с большим сверкающим камнем и стёртым смыслом.

– Это значит, ты моя.

Джей резко дёрнул её на себя. Вновь оказавшись в его власти, Милана передумала вырываться.

– Ты меня любишь? – спросила она, глядя ему в глаза в поисках ответа.