Николай Кривошея - Кровавый и непокорённый

В общем, пришёл в себя я только после знатной бани, уже ближе к ночи. Немного попарившись, я вышел из бани и дошёл до скамейки, которая стояла вне двора, то есть по ту сторону забора, на улице. Присел я тут в надежде «отойти» от баньки и от веников, которыми мой дядя Юра любезно «избивал» меня последние минут двадцать и немножечко побалдеть. Минут десять я просидел на лавочке без единого движения, в почти уже полуночной тиши, тупо смотря на забор, который находился по другую сторону дороги. Уже было темно, на часах, наверное, было около одиннадцати или двенадцати часов вечера. По почти уже ночной дороге никто не проходил, ни одна живая душа. Коровы давно разошлись по своим хозяевам на вечернюю дойку, даже кошки не пробегали. Остался только я, один на один со стрекотанием сверчков, возникающими, как будто из не откуда, первых звёзд и блаженной ночной прохладой. Просидел на лавочке у дороги минут десять, все это время я смотрел на забор на противоположной стороне дороги, не отводя глаз. Забор всегда казался меня весьма и весьма странным. Он был слишком уж высокий, даже по деревенским меркам, без единой щелки, весь из дерева. Из-за забора виднелась крыша солидного, длинного особняка. Этот дом был не ровня старым и ветхим покосившимся деревенским домам, окружавшим его. Я знал, кто тут живёт. Это была очень большая семья, то ли цыган, то ли армян. Главу семьи зовут, кажется, Ахмед. Имена его трех жен за давностью лет сейчас я уже и не вспомню, а детей уж тем более. Я не слишком разбирался в этнографии и национальности этой семьи, да мне и дело до них особого не было, живут и пускай живут. Я медленно прикрыл усталые глаза. Стрекотание сверчков резко заглушил донесшийся со станции голос громкоговорителя с вокзала. Затем, минут через пять устало прошёл гружёный товарняк. Я, наверное, просидел с закрытыми глазами, вслушиваясь в тишину и находясь в экстазе от воздуха, места и просто духа, который здесь обитает минут двадцать пять. Да, это именно то место. Место, где я могу отдохнуть морально по-настоящему и набраться сил. Ни одно другое место, ни на каком-либо континенте, ни на какой-либо планете и ни в какой-либо реальности не заменит его. Уверен, что у каждого человека такое место есть, в которое он каждый раз едет с трепетом в душе и с замиранием сердца, а по приезде в такое туда, ликует как мальчишка, получивший на новый год долгожданный подарок. Но вдруг со двора нашего дома послышались шаркающие шаги. Почему-то это не выдернуло меня из океана блаженства, в котором моё бренное тело тогда находилось, я даже не открыл глаза. Я и без зрения мог сказать, кто это был. Скрипнула ручка на двери калитки и массивная железная дверь в воротах с шумом отворилась. Через пару секунд справа от меня на лавочку сел дед. Он что-то резво проговорил, и я ничуть не удивился тому, что я ничего не понял из того, что он сказал. Он говорил с очень сильным украинским акцентом. Хоть он и говорил по-русски, но его акцент сбивал все попытки понять суть его слов. И как правило, любую первую его фразу я не понимал и пропускал мимо ушей.

«Эка ночка сегодня вышла», – сквозь акцент с трудом сумел разобрать я.

«Да, не то слово», – сказал я, не открывая глаз. «Так хорошо, так тихо, спокойно. Век бы сидел тут», – не открывая глаз, продолжал я.

Дед промолчал.

«Знаешь, я вот что заметил», – сразу начал я.

«Мммм», – донеслось в ответ.

«Ты весь день ходишь как тень, весь в себе. Что-то случилось?» – поинтересовался я у старика.

«Да что может случиться, внучок? Да помаленьку всё, помаленьку», – улыбаясь, ответил он.

Но даже не открывая глаз, по одному только его голосу было слышно, что эти позитив и беспечность были наиграны.

«Не, ну я же вижу, что что-то не так», – настаивал я. Я открыл глаза и повернулся к нему лицом.

Так мы препирались минут пять семь. Затем он резко выпрямился, посмотрел на часы и огляделся. Немного помешкав, он сказал:

«Бабка ведать корову подоила уже и сейчас ужин готовит», – многозначительно сказал дед, осматриваясь по сторонам.

«Ну… Наверное, да», – неуверенно протянул я, не совсем понимая к чему он клонит весь этот разговор. Но по правде говоря, я в дневной своей суете упустил ее из виду и доподлинно не знал, где она и чем занимается.

«В общем, был на днях случай гадкий», – нехотя вымолвил дед, опустив голову.

«Что за случай?», – с нетерпением выпалил я. В голове промелькнула мысль, что что-то тут не чисто, ведь он никогда не говорил о своих проблемах, кому бы то ни было, тем более мне.

«Да как тебе сказать…», – снова нехотя начинал дед, как бы жалея о том, что вообще это разговор начался.

«Есть тут один Ахмед, ну ты его не знаешь», – продолжал дед и исподлобья покосился на высокий забор через дорогу.

«Он отсюда?», – моментально спросил я и кивнул головой на дом через дорогу. В забор именно этого дома я смотрел, не отводя глаз последние минут десять до прихода деда.

«Да уж, отсюда», – с горечью вздохнул дед.

«И чего?», – снова с нетерпением, и почему-то постепенно нарастающей злобой и гневом на этого Ахмеда, переспросил я.

«Ну, повстречались мы с ним на днях, глаза б мои его не видели, ну так помаленьку слово за слово разговорились. Ну он про внучек моих спрашивал. Говорил, что скучно, наверное, им тут. Что он может скрасить им жизнь.» – покраснев и потупив глаза, выдавил из себя дед.

«И каким же образом?», – приподняв бровь от удивления, заинтригованно спросил я.

Даже не зная, кто он такой вообще, мне показалось, что у этого горе ловеласа нет ни единого шанса.

«Ну, он говорил, что есть у него травки всякие, таблетки и порошки. В общем, дрянь вот эта всякая, про которую по телевизору все твердят» – закончил он, обрушив на меня цунами мыслей.

Это было для меня, как гром среди ясного неба, как снег на голову. Я, конечно, мог подумать, что этот чёрт возомнил себя, эдаким, ловеласом и решил так глупо подкатить к моим сёстрам. Но про наркотики я и подумать не мог. Я слышал много историй правдивых и не очень про то, как выходцы из бывших союзных республик, каких именно не трудно догадаться, толкали разную дрянь у нас в городе, да и по области тоже, да и по всей стране. Но почему-то я никак не мог подумать, что это будет здесь, в такой глуши. В большом городе можно было представить похожую ситуацию, но не в деревне. Сразу закралась мысль, что неспроста у них такой забор высокий, значит, им есть что скрывать. Былую благодать как рукой сняло.

«Дед, ну а ты чего?», – яро спросил я, не медленно требуя ответа, при этом говоря тихо, что бы нас никто другой не услышал.

«Швырнул в него вилы, да он, как уж – вывернулся в самый последний момент. Он ведь как-то после этого сказал, что мол «не сейчас так потом, рано или поздно еще встретимся, и вы все ответите за это, вы все кровью захлебнетесь», – с досадой сказал он.